Скульптор-экстраверт. Вадим Левин

стол накрыть, то женсовет гребаный и ненавистный мне. Вадим, я за годы службы сменила с Олегом Ивановичем двадцать три квартиры. Зачем?.. Затем, чтобы под конец жизни друг от друга по разным углам дома прятаться…

      Сапог. Да, именно что сапогом она иногда за глаза и мимоходом называла своего покойного ныне мужа, так и не нашедшего себя в личной и гражданской жизни после своего увольнения в запас по выслуге лет.

      Я же лишь пытался ей возражать изредка и по большей части тактично, однообразно и с осторожностью в словах. Рассуждая вслух о том, что Олег Иванович отдал свои лучшие годы Отечеству своему. И что он прошел Афган, да и не только Афган, и что он сполна исполнил свой долг воинской пред Родиной своей…

      Но в Диане к этому дню сидела обида крепкая и многолетняя на мужа, ныне покойного, за то, что он так и не подарил ей любовь. За то разочарование, которое она получила от совместной с ним жизни к старости. И что ей было толку от того, что ее муж отдал свой долг Родине и что он был героем настоящим и неподдельным? Ей-то от этого какая была польза, что он герой пред Родиной своей? Какой ей-то, от этого был прок? Если лично она – Диана – к старости своей так и не познала любви пылкой и страстной. Той любви, от которой женщине жить хочется и просыпаться со счастливым лицом и любить, и любить, и еще раз любить, и быть любимой, и быть любимой бесконечно… И что в лучшие свои годы она ничего, кроме казарм, военных городков и прочей военной дряни, так и не увидела. Ну разве что море Черное бесконечное, да раз в год, да по отпускам она и видела…

      – Вадим, вы только представьте себе, десять лет подряд в одном и том же санатории отдыхать. Все это время улыбаться и здороваться с людьми, которых иной раз и видеть даже не хочется. От притворства которых воротит и тошнит навыворот… Ходить для вида под руку – из столовой на пляж, с пляжа в столовую, со столовой в номер, и так каждый день, весь отпуск и все десять лет подряд. Для меня отпуском были те годы, когда Олег Иванович без меня к себе в деревню ездил!!!

      И это был посмертный приговор генералу Григорьеву от его же жены…

      На сороковой день после кончины Олега Ивановича мы сидели с Дианой в столовой за длинным штабным столом и поминали генерала добрыми словами.

      По правую руку от меня на столе была выставлена большая фотография генерала в рамке с траурной лентой. На ней он был запечатлен бравым красавцем в военной парадной форме, со всеми боевыми наградами, так сказать, при параде и регалиях…

      – Диана, но ведь Олег Иванович вас любил, и сыновей любил, и он хороший семьянин, да и человек неплохой?!

      – Да, неплохой, и семьянин хороший, и сыновей любил, и меня боготворил… И мне-то что от этого?!

      Выслушав Диану внимательным образом и переварив выше ею сказанное, я набрался смелости и храбрости, еще раз посмотрел на нее и с ходу выпалил, не задумываясь ни о чем:

      – Диана, вы все знаете, вам все ведомо, для вас нет тайн. Вам все ни по чем. Скажите мне наконец – зачем он все-таки жил?!

      – Затем, чтобы мне жизнь испортить, а затем