Повесть о днях моей жизни. Иван Вольнов

товарищ, даже испугавшись.

      – Пшено, масло постное, крупу… Ты воровал когда-нибудь?

      Мальчик удивленными глазами уставился на меня, не понимая.

      – Зачем воровать? – наконец, спросил он. – Это ж грех!.. Мне мама не велела, нам учитель заповедь читал и книжки… Я не согласен, не буду!.. – бормотал он, словно подозревая меня в том, что я его сбиваю к воровству.

      – Ты погоди, – придвинулся я ближе и так, чтобы никто не слышал, рассказал ему о Василии, о том, как ходит Грунька Конопатка под окно, о сегодняшнем амбарном происшествии и о поразивших меня словах работника.

      – Не верь ему, Ваня! – горячо воскликнул мой товарищ, выслушав меня. – Неправда это! Он нарочно так сказал, потому испугался!.. Крест господний, он с испугу!.. – Петя схватил меня за руку. – Не верь ему, ни за что не верь! – шептал он.

      – Вы там что шушукаетесь, ей, орлы? – спросил Василий.

      – Так, дяденька… Насчет девок разговор у нас, – отозвался я.

      Пахом на мои слова залился хохотом, потом выругал нас; Василий тоже засмеялся.

      – Рановато, – сказал он, – поди-ко, еще не смыслите что к чему?

      Пахом ему ответил:

      – Этот, как его… Кривоглазый-то, пожалуй, впрямь не смыслит, а Ванек – пройдоха!.. Ванек облапошит Любку, вот посмотришь!..

      Вася Батюшка хихикнул:

      – У тебя, парень, у самого зуб на нее горит, я ведь примечаю!..

      Я сказал Петруше: – Слышишь, какой у Василья голос-то веселый!.. И не тужит… Может, вправду, греха нет? Расспросить, что ли?

      – Расспроси, – промолвил Петя, но сейчас же спохватился: – Нет, Ваня, не надо лучше, брось… Мама говорила: грех. Тебе мама говорила? Ты не слушай их, – они плохие. Чуешь, как Пахом ругается? Он злой-презлой, я знаю, а Василий – хитрый… смирен, а хитрый…

      Однако, несмотря на слова Петруши, я наутро спросил работника, почему не грех обокрасть богатого.

      – Ты все с тем же? – нехотя ответил Вася Батюшка, и по лицу его пробежала досадливая гримаса.

      – Мать меня учила, дяденька, не воровать, а ты вот другое говоришь… Я все думаю над этим.

      – И я тебя не учу, – сказал Василий.

      Мы месили лошадям резку. Серый жеребенок наступил работнику на ногу. Вася Батюшка, схватив полено, торчмя под живот стал бить его: от такого битья нет ни звука, ни следов, а боль сильная.

      – Сокрушил бы вас с хозяином! – шипел змеей Василий. – Опостылели вы мне!..

      Я молчал, стоя поодаль.

      – Об хозяине ты думать перестань, – сказал работник, беря из моих рук севалку с отрубями. – Он нас сам жмет так, что аж спина трещит, понял? – Василий покраснел от злости. – А мне что ж-жалеть его, родимца? – крикнул он. – Да пусть он сдохнет, аспид рыжий!

      После я заметил, что добро воруют и Пахом, второй работник, и хозяйский сын, подумал и махнул рукой: делайте, как вам угодно…

II

      Пасху провели со снегом, ветром и дождями. Устроили было релья у ворот, но никто за всю неделю не катался. Прояснилось