Пистолет. Елена Крюкова

девчонка одна, из наших, к батарее наручником себя приковала и жрать перестала! Чтоб из тюряги выпустили парня! Другана ее! Нашего тоже!

      А че парень сделал?

      А парень это самое, ну… это… с командой – узбека одного замочил. Вусмерть. Берцами. Под дых. На вокзале. На железнодорожном вокзале. В Хабаровске. Ты только что ролик глядел. Еще поглядишь? Герой наш парень. Мочил прямо так технично! Мощара! Так его и в тюрьму сразу же кинули, ну, вокзал же, кругом же менты…

      А у узбека этого… че… семья осталась?

      Да не. Молодой. Пацан еще узбекский. Ну, мать там, наверно, осталась. Рыдает щас в уголке где-нибудь. Молится узбекскому богу.

      Ты, Зубр, хватит курить, а, вот яблочко съешь! А какой – у узбеков – Бог? Аллах, что ли?

      Аллах, чудище ты. Конечно, Аллах. Каждый чучмек своему Боженьке молится. Вьетнамец – своему. Туркмен – своему. Индус – своему, между прочим! Кришне там, Вишне…

      Вишни! Вишни хочу! Спелой!

      Обломишься, Бесенок ты жадный. Жадюга. Мечтатель! Еще ведь май месяц. До вишни еще – пилить да пилить. Ты не вишни хочешь, а ты просто голодный. Понятно? Да ведь и я голодный тоже! Чего б нам пожрать?

      Денег нет, Зубр. Денег нет.

      А добыть?

      Как добыть? Украсть, что ли?

      Хм, ну ты, что ли, работать пойди, ха-ха-ха!

      И пойду. И пойду, если надо.

      Революция, Бес, заплатит тебе! Революция! Ха!

      Что ты ржешь, щас в морду получишь… Иди ты…

      Че-че?! А ну повтори!

      …иди ты на улицу, черного встреть, замочи, кошелек у него из-за пазухи вынь и жратвы нам купи.

      А-а, это дело, а то я-то думал.

      Они спиной к экрану встают.

      Они режут хлеб и варят рис с остатками жалкой тушенки.

      Они смеются: классно хабаровцы черных мочат! Вот и нам так же надо!

      Да ведь не только хабаровцы. И москвичи. И питерцы. И смоляне. И иркутяне. И читинцы. И самарцы… тьфу ты, черт, самаряне…

      …добрые, что ль, самаряне?.. ха-ха…

      А потом тихо шепчут: не-ет, у нас другая программа, другая программа… Кровь – это все детский сад… Это все вчерашний день… Мы, как они, не будем. Мы будем – иначе.

      А потом Бес, заглотав, как ужонок, ложку непроваренного, похожего на белые личинки, мышиного риса, с тушенкой перемешанного, и запив хорошим глотком дешевейшей «Сормовской» водки, – спасибо тебе, Зубр, за водку, очень кстати она! – внезапно кричит над грязным, в окурках, столом:

      – Не денемся мы никуда от крови, Зубрила! Не денемся! Не-е-е-е-ет!

      И Зубр, прищурившись, ложку за ложкой в рот отправляя, мычит сквозь рот, рисом набитый:

      – Конечно, не денемся. Всех ты из своего пистолета положишь, Бес, всех. Всех врагов революции. Всех, кто будет против тебя. Кто не с нами, тот против нас, ты же помнишь?

      И Бес кивает: «Помню! Помню!» – жадно перемалывая сухой жесткий рис, мечту тихих трусливых мышей, жадными, молодыми, белыми, хищными зубами. Русско-сибирско-татарско-башкирскими, сильными и безжалостными зубами.

      Кто не с нами, тот против нас, это же ясно как день.

      Нью-йоркский аэропорт

      Бес