Оранжевая смута. Василий Варга

вдруг… она несказанно обрадовалась, когда он открыл и запер за собой дверь, а потом стал снимать кожаный пиджак, освобождая согнутые плечи.

      – Пришел таки, ну, слава Богу, а я уже думала, авария какая в дороге произошла, подставили тебе ножку враги твои и мои. Ты так всегда здорово выступаешь, я слушаю, и слезы из моих воспаленных глаз капают мне на подол. Ты мудрый, талантливый олатор, как и львовский губернатор, Юлий Цезарь. Тильки я боюсь, шоб тебе не всадили разрывную пулю в печенку, как Столыпину здеся, в Киеве.

      Юрий Анатольевич хотел цыкнуть на Одарку, чтобы умолкла, но она уж больно удачно, от души говорила о своем восхищении его ораторским искусством. Одарка была гораздо моложе его и сохранила свою фигуру в отличном состоянии, несмотря на рождение дочери и сына. Она была лучше остальных, особенно тех дам, которые заседали в Раде, его ненавидели, и он их терпеть не мог. Именно благодаря Одарке он поставил крест на амурных делах, что позволило ему держаться великим мужем, никогда не расплываться в улыбке перед кем бы то ни было, не обнажать своих неприглядных зубов перед телекамерами и фотообъективами. Он слыл среди депутатов загадочным и непредсказуемым, смахивая на старого профессора, неразгаданного ученого, эдакого Леонардо да Винчи периода украинской оранжевой революции.

      – Сало с чесноком и бутылку горилки, – приказал он Одарке, подставляя бороду для поцелуя. – Президент любит сало с чесноком, и я должен полюбить это блюдо. Оно, это блюдо, сугубо украинское, национальное.

      Одарка тут же извлекла его любимое блюдо и достала бутылку «смирновской» водки, а себе полусладкое шампанское.

      – Реве та стогне Днипр широкий, – запела Одарка после бокала шампанского.

      – Уймись, не до песен сейчас, – произнес великий муж, морщась от ядреного чеснока. – Сейчас смута на Украине. Блок Яндиковича готовится расколоть Украину на восток и запад. Налицо гражданская война.

      – О Боже!

      – Но это еще далеко не все.

      – О Боже, помилуй нас.

      – Вокруг моего имени ястребы Яндиковича плетут интриги.

      – О Боже! Мой великий олатор! Мой Сисерон. Во имя отца и Сына и Святаго духа! Это происки москалей.

      – И, похоже, они это делают успешно. Наш будущий президент и его окружение предпочитают держать меня от себя подальше, и я вынужден пребывать в тени. Как я ни стараюсь доказать им свою преданность, они, похоже, не верят мне. Видать, моя фамилия меня подводит. Я уже жалею, что не взял твою фамилию при вступлении в брак.

      – Ой, лышенько мое! Давай переименуемся. И я хочу этого. Наконец я верну свою девичью фамилию Червяк. И получится не депутат Курвамазин, а депутат Червяк. Червяки живучи, даже в пургу и холод зарываются глубоко в землю, а когда солнышко пригреет, выползают на радость другим червякам. Давай, а?

      – Боюсь, что поздно уже. Могут возникнуть подозрения, что я маскируюсь, хочу скрыть свое москальское происхождение. А это еще хуже. Могут изгнать из фракции, и мы окажемся на мели.