Медный всадник. Полина Саймонс

где это?

      Александр кивнул:

      – Я патрулирую весь город. Ты живешь с родителями?

      – Конечно. С родителями, дедом, бабкой, сестрой и братом-близнецом.

      – Все в одной комнате? – без особого интереса спросил Александр.

      – Нет, у нас две комнаты! – радостно объявила Татьяна. – А мои дед и бабушка стоят в очереди еще на одну комнату, если она, конечно, освободится.

      – И долго стоят?

      – С двадцать четвертого года, – серьезно сообщила Татьяна, и оба засмеялись.

      Они провели в автобусе целую вечность и еще одну секунду.

      – Вот бы посмотреть на твоего брата. Никогда еще не видел близнецов. Вы дружите?

      – В общем, да, но Паша иногда просто невыносим. Думает, раз он мальчик, ему все позволено.

      – А ты так не считаешь?

      – Ни в коем случае! – торжественно отчеканила Татьяна. – А у тебя есть братья и сестры?

      – Нет. Я был единственным ребенком.

      Александр растерянно моргнул, но тут же сменил тему:

      – Мы сделали полный круг, верно? К счастью, военторг не так уж далеко. Пойдем пешком или подождем двадцать второго?

      Татьяна молчала.

      Он сказал «был»? Был единственным ребенком.

      – Пешком, – медленно протянула она, задумчиво глядя на него и не двигаясь. Почему у него такое лицо? Словно застывший цемент. Словно он плотно сцепил зубы. До хруста. – Ты откуда родом? – осторожно поинтересовалась она. – У тебя… легкий акцент.

      – Разве? – отозвался он, глядя на ее ноги. – Уверена, что сможешь ковылять на таких ходулях?

      – Ничего страшного, – отмахнулась она. Значит, он не хочет отвечать?

      Бретелька платья сползла с плеча. Александр вдруг протянул руку и небрежно, кончиком указательного пальца вернул бретельку на место. Татьяна залилась краской. Еще одно ненавистное свойство: вечно она краснеет по любому пустяку.

      Александр пристально смотрел на нее. Теперь на его лице было нечто вроде… восторга?

      – Таня…

      – Пойдем, – нетерпеливо перебила она, почти корчась от нахлынувших эмоций, понять суть которых она не могла и не пыталась. Иногда к горлу подкатывало нечто вроде тошноты, все эти чувства обволакивали ее, как мокрая одежда.

      Босоножки ужасно натирали ноги, но ей не хотелось, чтобы он об этом знал.

      – Значит, магазин недалеко?

      – Нет. Только нужно сначала зайти в казармы. Я должен отметиться. И еще придется завязать тебе глаза, чтобы не узнала дороги. Военная тайна!

      Татьяна не смела взглянуть на него, чтобы проверить, шутит ли он.

      – Итак, – начала она, стараясь говорить как можно беспечнее, – мы столько времени провели вместе и ни разу не заговорили о войне. Как ты думаешь, что будет?

      Почему он так развеселился? Что такого смешного она сказала?

      – Тебе так хочется обсуждать войну?

      – Конечно, – выдавила она. – Нас всех это касается, верно?

      В его взгляде по-прежнему светилось восхищение.

      – Война есть война, – коротко бросил он. – Она была неизбежной. Мы ждали ее и готовились. Нам сюда.

      Они