Детям до шестнадцати. Виталий Каплан

Ну очень надо, понимаешь? Ты можешь меня ни о чём не спрашивать, а просто научить?

      – Легко, – согласился папа. – То есть это мне будет легко, а тебе – трудно. Ты твёрдо решил?

      Куда уж твёрже! Пришлось пойти на всё – и на зарядку рано утром, и на бег вокруг дома, и даже на мучительный холодный душ после… по сравнению с душем упражнения на растяжку казались цветочками.

      В апреле с ним уже не рисковали связываться в открытую – научился и держать удар, и бить самому. В мае прекратились и возгласы «Море Лаптева» – потому что за каждый такой крик лупил он конкретно Коляна, который, как прекрасно понимал Саня, дирижировал оркестром третьего «а».

      – Был такой прекрасный тихий мальчик! – сокрушалась Вера Петровна, – а сделался драчун и хулиган!

      – Человек должен уметь за себя постоять, – возражал ей вызванный в школу папа, – и раз уж вы, классный руководитель, допустили в детском коллективе неуставные отношения, то не удивляйтесь, что дети защищаются как могут.

      А на тройку по поведению было наплевать – всё равно они летом переехали в Краснодар, где папа сразу записал Саню в секцию дзюдо. Море Лаптева высохло, почти три года не вспоминалось.

      Теперь вот расплескалось в памяти, рассвирепело, бурные волны со всей дури лупили в каменную стену, пытаясь откусить берег. Стена их кое-как сдерживала.

      Он отбросил одеяло, сел на диване. Сквозь тонкую занавеску просвечивала яркая луна, и свет её, растёкшийся по полу, казался инеем на траве. Саня видел такой в прошлом сентябре, когда они с папой ездили в Семиполье к Овсянниковым, помогали собирать яблоки.

      Ему ведь куда легче, чем Жабе – внезапно пришла мысль. Он-то всё-таки пацан, его гнобили, он отвечал кулаками, гнобить перестали. А она – девчонка, ей драться как-то глупо было бы. Да и бесполезно. Всё равно же у неё не получится так, чтобы её боялись. Ну врежет она, к примеру, Максу Снегирёву кулаком по спине. И что? Макс только посмеётся. Вот если бы с ноги, да в челюсть…

      Представлять, как жирная Жаба задирает пухлую ногу и достаёт до снегирёвской челюсти, было смешно. Но как-то не по-хорошему смешно. Ясно же, что никогда Лягушкина себя не защитит, и все так и будут её гонять, пока… Интересно, на каком она этаже живёт?

      И что тогда? Что, если? Как тогда он, Саня, сможет жить? Как сможет смеяться, играть с Мишкой в Маугли, изображая Шер-Хана и Багиру? Как он будет монтировать видеоклипы и сочинять сценарий крутого фантастического боевика? Как он сможет читать книжки про всякие приключения, про Гарри Поттера и про Иных? Где-то на кладбище поставят могильный камень – и будет этот камень давить ему, Сане, на душу.

      А как же папа живёт? – тут же возразил он себе. – Ведь и смеётся, и в футбол играет, и маму на руках носит. Значит, всё-таки после такого можно жить? Или это не совсем настоящая жизнь, а чуть-чуть понарошку?

      Ещё он подумал, что зря всё-таки папа счёл его слишком взрослым для ремня. Сейчас тоже было бы больно, но не в душе, а совсем в другом месте. Та боль проходит быстро, а вот эта…

      По