Автостопом до алтайского яка. Ольга Юрьевна Овчинникова

меня перестали трясти.

      Каждое слово падает сверху, словно тяжёлая груша с дерева.

      Тёплые руки хватают меня за подмышки, переваливают через край ванны передней частью: рёбра пружинят, но выдерживают. Во рту оказываются пальцы, лезут глубоко в горло, и меня неохотно рвёт. Потом остаюсь лежать на кафельном полу бесформенной костлявой кучей, имитирующей худое голое тело.

      Мужской голос, опять:

      – Девушка, я звонил уже… Выехали?

      …Появляются два парня – я слышу это по шуму и голосам.

      Мальчики разворачивают меня лицом к себе:

      – Же-е-ень-щи-на-а-а!

      Уверенно и громко:

      – Просыпаемся! Что пили? Говорим: что пили?

      Меня оттаскивают на кухню, через выступающие пороги. Возле лица с грохотом появляется ведро.

      – Что пили? Говорим! – чётко и громко возле моего уха.

      Я по-прежнему не могу шевелиться, всё какое-то заторможенное.

      Запихивают в горло трубку – она жёсткая, как аскарида. Внутрь меня под напором льётся огромный объём воды – я чувствую давление, протест и меня опять рвёт. Это повторяется и повторяется. В меня снова вливают воду, хотя прежняя еще внутри – это уже перебор. Мне кажется, что я сейчас захлебнусь, словно подводник затонувшей субмарины. Мерзкая вода плещется где-то в пищеводе и распирает желудок. Я или лопну, или меня вырвет кишками. Вода наполняет рот снизу и льётся изо рта – один из мальчиков констатирует этот факт. Другой говорит, что ещё «недостаточно промыли», а первый – что «фигня, напишем, что до прозрачных вод»; мол, не парься.

      …В тишине ночного подъезда, на одеяле меня несут вниз. Головой я почти стукаюсь о ступеньки, но ощущения всё равно невесомые, необычные. В какой-то момент понимаю, что вижу их всех, вчетвером, и иду рядом, позади всех, не задевая ступеней.

      Они грузят в машину скорой помощи тело, а сама я оказываюсь перед белой широкой дорогой, ведущей прямо в небо: в облаках скрывается её суть. Справа лежит дорожный круглый узелок из тёмно-синей ткани в крупный белый горошек, и я стою, ожидая разрешения или приглашения, чтобы пойти по этой дороге.

      Звенящий, ритмичный шум накрывает меня с головой: грохот такой, словно я лежу на шпалах, а сверху едет бесконечно длинный товарняк, груженый пустыми сковородками и кастрюлями. Затем, под продолжающийся грохот, я стремительно лечу внутри огромной чёрной трубы и оказываюсь босиком на сочной ярко-зелёной траве. Она прохладна. Цвет такой насыщенный, будто её дополнительно покрасили яркой кислотной краской. Впереди – мостик и речка.

      Рядом появляется Джая.

      – Уверена? – спрашивает Он, неловко передёрнув плечами.

      – А что? Обратно в боль? – отвечаю вопросами на вопрос.

      – Не время ещё, – отвечает Джая нейтральным голосом и медленно пропадает.

      В ту же секунду начинаю различать голоса:

      – О, Боже! Она не дышит! – голос женский, молодой. И зачем так тревожиться?

      – Интубируй, чего стоишь? – настойчивый, громкий и тоже женский