Поколение судьбы. Владислав Дорофеев

от женщины без тайны,

      и ненавидел всех, кто приходил.

      1982.

Оркестр

      1.

      Кистепёрые звуки

      плотные, как плевок верблюда,

      засели в приемниках слушателей

      допотопных, как звёздные корабли,

      стартующие назад к уключине и топору,

      который вошёл в тело дирижера,

      и с открытием Австралии

      взлетел,

      освободившись от якоря веса

      настойчивого, как стекло,

      рванув к небу сети высоты;

      и стон короткий,

      как «вжиг» смычка по пиле,

      настроил скворца-дирижера,

      и полетели крыльями стрекозы

      пальцы по пульту горбатому,

      который, как очкастая кобра,

      вставшая в позу угрозы,

      когда ее водяной эмоции угрожает расплата

      за резкую память к угрозам;

      и поколения приходят в движение,

      когда изгибается старой кошкой змея

      в позвоночнике скорее нарисованном,

      нежели осложненном вмешательством движущегося тепловоза —

      как любит это делать жизнь,

      которая роскошна, как женщина,

      в нераскрытых глазах которой

      ночь пухлая, как вода,

      и текучая, как песок —

      ноги той и этой – объятия,

      здесь и там нужна ласка

      земли и сына земли

      мужчины,

      который раскрывает глаза перед антрактом

      и возвращает сознание

      перевёрнутой колбой в зал,

      где пустеют кресла,

      как после работы потопа;

      и сидит, сидит в русском зале японец

      и жует вместе с женой пищу,

      короткими шажками

      подвигая рис на палочках в рот

      маленький, как наволочка,

      или размером с утиный кряк,

      а рис, как капли

      или роса на палочках или травинках —

      щеткой пасти кита, пропускающей планктон, —

      как шаги верблюда, который устал

      и бежит комете подобный по скалам,

      где-то на экране в тёмном зале,

      который так похож на каюту

      трансатлантического дирижабля —

      и слегка воздушная атмосфера кругом,

      как атака пчелы, которая обречена,

      но выполняет инстинкт верно и живо,

      словно вода из артезианской скважины,

      которая может сравниться со звуком гитары,

      и при этом кажется, что просыпается гитана —

      «и-и-и-й» – кричит ее открывшийся рот —

      она спешит и плюет расстояния назад,

      подобно возвращающемуся бумерангу —

      он плоский и чуть закругленный,

      словно рыба в зубах большой рыбы шумит;

      так дробь тела любовницы в объятиях,

      сошедшегося с ней мужчины,

      легка и невероятно обманчива своими требованиями —

      так просит бумеранг иной цели,

      если он промахнулся и прилетел назад,

      так и саранча, понятный свой смысл почуявшая,

      так и грифы понимают свою падаль в бурю,

      когда сырой,

      как туша освежёванного кита,

      дождь

      слетается