Красный сфинкс. Книга первая. Геннадий Прашкевич

Константинович Толстой – были тогда молоды и непристойно проказливы. Жили вместе и каждый день сочиняли по какой-нибудь глупости в стихах. Потом решили собрать и издать эти глупости, приписав их нашему камердинеру Кузьме Пруткову, и так и сделали, и что же вышло? Обидели старика так, что он не мог нам простить этой шутки до самой смерти».

      Но если бы только личный камердинер!

      В январе 1851 года Алексей Жемчужников записал в дневнике следующее:

      «Государь Николай Павлович был на первом представлении «Фантазии» – (пьеса эта входила в собрание сочинений Козьмы Пруткова, – Г. П.). – «Фантазия» шла в бенефис Максимова. Ни Толстой, ни я в театре не были. В этот вечер был какой-то бал, на который мы оба были приглашены, и на котором быть следовало. В театре были: мать Толстого и мой отец с моими братьями. Воротясь с бала и любопытствуя знать, как прошла наша пьеса, я разбудил брата Льва и спросил его об этом. Он ответил, что пьесу публика зашикала и что государь в то время, когда собаки бегали по сцене во время грозы, встал со своего места с недовольным выражением в лице и уехал из театра. Услышавши это, я сейчас же написал письмо режиссеру Куликову, что, узнав о неуспехе нашей пьесы, я прошу снять ее с афиши, и что я уверен в согласии с моим мнением графа Толстого, хотя и обращаюсь к нему с моей просьбой без предварительного с графом Толстым совещания. Это письмо я отдал Кузьме, прося снести его завтра пораньше к Куликову. На другой день я проснулся поздно, и ответ Куликова был уже получен. Он был короток. «Пьеса ваша и гр. Толстого уже запрещена по высочайшему повелению».

      «В произведениях литературы я презираю всякую тенденцию, – писал Толстой своему другу Б. М. Маркевичу. И с присущим ему темпераментом добавлял: – Презираю ее, как пустую гильзу, тысяча чертей! Как раззяву у подножья фок-мачты, три тысячи проклятий! Я это говорил и повторял, возглашал и провозглашал!» И в письме к критику М. М. Стасюлевичу добавлял: «По мне, сохрани Бог от всякой задачи в искусстве, кроме задачи сделать хорошо. И от направления в литературе, сохрани Бог, как от старого, так и от нового! Россини сказал: «В музыке есть только два рода, хороший и плохой». То же можно сказать и о литературе».

      При этом произведения самого Толстого изрядно насыщены «задачами», это видно сразу, стоит лишь открыть страницы сочинения Козьмы Пруткова, или «Послание М. Н. Лонгинову о дарвинизме», или «Сон Попова» и «Историю государства Российского от Гостомысла до Тимашова», с ее знаменитым рефреном: «Земля наша богата, // Порядка в ней лишь нет».

      Внимательное неравнодушное отношение к русской национальной культуре часто подвигало А. К. Толстого на неожиданные поступки. Известно его письмо, отправленное императору Александру II осенью 1860 года.

      «Ваше величество, – писал Толстой. – Вследствие нового жестокого приступа моей болезни я несколько дней не был в состоянии двигаться и, так как еще и сейчас не могу выходить, то лишен возможности лично довести до