Пентакль. Марина и Сергей Дяченко

его звери-офицеры к речному берегу, к самой переправе. Спешит его боевой заместитель, брат названый, товарищ Бурсак, на помощь. Время!

      А тут дивчина…

      – Приведите золотопогонницу!

      Привели. Поднял веки товарищ Бурсак, поглядел.

      …И вновь тяжелыми веки показались. Словно железными.

      – Ишь ты!

      И вправду ишь ты. Стояла дивчина во френче зеленом, светила глазами отчаянными. Расплескалась русая коса по золотым погонам. Молчала – на врагов классовых смотрела. Вздохнула Оксана Бондаренко, бесстрашный боец Рабоче-Крестьянской.

      Чего ждать тебе, золотопогонница? Или не знаешь? Умереть тебе, и хорошо, если сразу. Свяжут по рукам и ногам, через седло перекинут, а после распнут среди желтой от жары травы. Не ты первая, и последняя – тоже не ты.

      Знала об этом дивчина. Не опускала глаз.

      – Может… Может, отпустим, товарищ Бурсак?

      И словно лопнуло что-то, разорвалось рядом. Будто упал снаряд батареи гаубичной. Не иначе подумали бойцы о женах своих, с победой их ждущих, невест и сестер вспомнили, дочерей. Сгинула лютость, умчалась пороховым дымом. Заговорили разом, друг друга перебивая:

      – Товарищ Бурсак, товарищ Бурсак! Отпустим ее, пожалеем! Не станем красоту такую в грязь затаптывать, на шинелях вшивых позорить! Не будем убивать, неправильно это. Может, за то в светлом царстве, в будущем коммунистическом, дюжина грехов с нас снимется?

      – Товарищ Бурсак! – вновь Оксана Бондаренко, боец бесстрашный.

      – Тихо-о!

      Упало тяжелое слово, чужую речь гася. Подошел к пленнице товарищ Бурсак.

      – Один у нас закон революционный – на всех один. Нет тебе пощады, офицер белый! Одно спасет – сорви погоны, потопчи при всех и вступай в отряд наш. Искупишь кровью грех против народа трудового!

      Не сразу ответила дивчина в офицерской форме. Но вот сжались губы, потемнели глаза. Шагнула она вперед…

      Упали веки тяжелые, железом загремев. Встала Память, протянула мертвые руки. Не дивчина во френче зеленом шла к нему, ступая без страха. Иная, совсем иная, хоть и похожая, словно сестра.

      Пустые глаза, недвижный лик. Только пальцы вперед тянутся…

      – Ведьма это, товарищи! Ведьма, панове!.. Мертвая, мертвая! Рубай ее, пластай в пень!..

      – Прав ты, товарищ Бурсак, а я не права была. Нет еще во мне твердости классовой!

      – Не знаю, Оксана, не знаю… Плохо мне, не вижу ничего. Веки… Словно железные они, не поднять. Не хотел я крови, но будто догнало что-то, поманило…

      – Устал ты, дорогой товарищ Бурсак. Подремли в седле, я рядом поеду.

      Лютовали сабли.

5

      Был Деникин – нет его. Врангель-генерал остался, саблям острым на закуску.

      За старым Турэцьким валом

      Чорный Врангель, злый барон,

      Вин не вытрымав удару,

      Загубыл останний трон!

      – Ну вот, товарищ Бурсак, оставляю тебе отряд. Ждет меня в пролетарском Харькове работа важная, партийная. Надеюсь на тебя, брат мой названый.

      – Не подведу, товарищ Химерный!

      Рвалысь з видблыском снаряды,

      Лютував гнилый Сиваш,

      Йшлы