Теплый год ледникового периода. Роман Сенчин

Не развалимся ли, не сойдем ли коллективно с ума, изобретая отличный и при этом дешевый для потребителя ноутбук? Не оголодаем ли, возрождая деревню? Не потеряем ли последние силы, возводя новый завод-гигант, прорывая канал?

      Анархию бы ввести, но где найти такое самосознание? Чтобы не воровали, не задыхались в роскоши, чтобы инженер уважал рабочего, а рабочий не старался подгадить инженеру. Чтобы каждый стремился помочь ближнему, а не утопить в дерьме…

      Нет, тяжёлое, непосильное дело фантазировать на эти темы. Лучше уж тихо и приятно тревожиться, ощущая некое предвестие революции, чем угадывать, что там будет после неё… И я, более-менее известный писатель, вздохнув, оставляю попытки написать предложенный текст, за который получил бы десять тысяч рублей, и принимаюсь за повесть о сегодняшней, путинской, действительности. Её я хоть фрагментарно, но вижу… Через полгода закончу, отнесу в журнал, ещё через несколько месяцев её напечатают и заплатят мне тысяч пять. Что ж, тоже деньги.

      Февраль 2012 г.

      Муза публицистики и демон колумнизма

      Поговорить о прозаиках, поэтах, критиках, пишущих в том числе и публицистические тексты, хотелось давно. Правда, поводов для этого почти не было. Точнее, возникали локальные поводы: в 2008-м году вышла книга Сергея Шаргунова «Битва за воздух свободы», в 2009-м – книга Захара Прилепина «Terra Tartarara», в начале 2011-го – Льва Пирогова «Хочу быть бедным», на которые я отзывался тоже локально – рецензиями. Во второй половине ушедшего года поводов стало больше, и они в итоге слились в некую тенденцию, да и события декабря – января заставили задуматься не о выборах, легитимности и прочих политических вещах, а о публицистике и её роли в жизни общества.

      Несмотря на то, что сам я часто пишу нечто вроде критических статей и рецензий, а иногда и публицистические вещи, отношусь к этому занятию с опаской. Всё-таки разные участки мозга (да и сердца) включаются, когда пытаешься писать прозу и нечто иное. Беда, когда включаются не те участки, и проза становится публицистикой, а публицистика напоминает прозу. Да и нужно ли писателю вообще обращаться к орудию публицистики, если он способен (по крайней мере, уверен, что способен, поэтому и считает себя писателем) сказать о волнующих его проблемах в прозе, или в поэзии, или пьесу написать. Ведь эти жанры литературы изначально сильнее статьи.

      В своё время меня напугала мысль Сергея Шаргунова из «введения» (термин автора) к книге «Битва за воздух свободы»: «Сначала я хотел написать роман про всё это (своё участие в политической жизни – Р.С), художественную вещь, акварельный пейзаж. Даже написал, представьте. Но пока раздумал издавать. Остановимся на публицистике. Хлёсткие мазки маслом».

      «Вот как, – помню, изумился я, – проза для него, значит – акварельный пейзаж, а публицистика – хлёсткие мазки маслом! Ведь на самом-то деле наоборот! По большому счёту».

      Прошло несколько лет, и вот читаю в предисловии к книге публицистики Захара Прилепина «К нам едет Пересвет»: «Есть