Главная тайна горлана-главаря. Сошедший сам. Эдуард Филатьев

в такой обстановке можно сказать несколько слов! Так сказать, подарок ко дню рождения, хотя и по старому стилю. Сегодня мне тридцать три».

      Но даже на этом достаточно хорошо организованном вечере публика была очень разная, так что «празднично» настроенному поэту приходилось отбиваться. В «Хронике жизни и деятельности Маяковского» приводится рассказ симферопольца В.Калашникова о том выступлении:

      «В зале – то мёртвый штиль напряжённого слушания, то волнующаяся рябь негодования, то бурные всплески аплодисментов и дружеское перекатывание волн восторга…

      Маяковскому бросили несколько записок.

      – Тут спрашивают, – сказал он, не отрываясь от записки, – зачем я подкрашиваю мой доклад дешёвой агитацией за коммунизм.

      И сейчас же бросил ответ:

      – Это не дешёвая агитация, а совсем даровая.

      – Затем, – продолжал Маяковский, – записка интимного свойства: "Почти все поэты – говорится в ней – умирают неестественно. Пушкина и Лермонтова убили, Есенин удавился, Соболь застрелился. Когда ваша очередь?". Я ещё думаю, – ответил Маяковский, – прожить лет сорок. Но, получая такие записки, немудрено застрелиться».

      Турне продолжается

      Из Симферополя Маяковский с Лавутом поехали в Евпаторию, где предстояло два выступления. Одно из них – 9 июля 1926 года – по просьбе Курортного управления проходило в санатории «Таласса» для костнотуберкулёзных больных.

      Маяковский выступает в санатории «Таласса». Евпатория, 9 июля 1926 г. Фото: А.Н. Болтянский.

      Павел Лавут:

      «Эстрадой служила терраса главного корпуса. Перед ней расположились больные. Наиболее тяжёлых вынесли на кроватях. Других ввели под руки и уложили на шезлонгах. Весь медицинский персонал налицо. Всего собралось около 400 человек…

      Обычно никогда не терявшийся, на этот раз Маяковский, выйдя на импровизированную эстраду, несколько смутился. Хотя он и знал, перед кем ему придётся выступать, но на несколько секунд он, видимо, задумался над тем, с чего начать доклад и как овладеть вниманием необычных слушателей. Он начал особенно громко:

      – Товарищи! Долго я вас томить не буду. Расскажу вам в двух словах о моём путешествии в Америку, а потом прочту несколько самых лучших стихов.

      В его голосе и в улыбке, с которой он произнёс "самых лучших", было что-то настолько ободряющее и радостное, что по аудитории прокатился смех и раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Он сразу расположил к себе больных…

      Выступление длилось часа полтора, без всякого перерыва. Больные проводили его, как близкого человека».

      Кроме Евпатории предстояло выступить ещё и в Севастополе.

      15 июля Владимир Владимирович завершил стихотворение «Товарищу Нетте – пароходу и человеку» и отправил письмо Лили Брик:

      «Милый и родной Детик.

      Я живу совсем как потерпевший кораблекрушение Робинзон: спасаюсь на обломке (червонца), кругом необитаемая (тобой и Оськой)