Преступление из наказания. Прошлое переплетается с настоящим…. Александр Семёнович Черенов

потрясение, но я не потрясся, а, напротив, отдерзился в свою очередь.

      – Значит, ты согласен с тем, что в книжке побывал не сынок?

      – Разумеется!

      Попытавшуюся образоваться паузу я тут же приговорил вопросом «с фланга» – тот сам «выдвинулся»:

      – Перстня у сынка, часом, не нашли?

      Только что «убитый правдой жизни», подполковник осклабился.

      – Часом – нет, хотя искали больше часа.

      Ухмылка не задержалась на лице «опера». И не только потому, что я поспособствовал этому. В куда большей степени этому порадела «правда жизни».

      – Ладно, Петрович, «вернёмся к нашим баранам». Сразу – чтобы ты меня верно понял: у меня – семья. Жена и двое детей. И «старики» пока живы. А время на дворе, сам видишь, какое. Кто о них позаботится в случае чего? Государство? Какое? Союз? Так он «крякнет» со дня на день! А то, что придёт на его место, вряд ли будет лучше. Хотя, мне любопытно, что придёт взамен. И если меня сейчас «грохнут», как я смогу удовлетворить своё любопытство?

      Подполковник обошёл стол кругом, и сел рядом. Обнял меня за плечи.

      – Петрович, мы с тобой уже три года в одной упряжке. За это время две трети личного состава в твоей конторе и половина в моей «слиняла». А мы с тобой держимся, как ржавые гвозди в доске. Я видел тебя в разных ситуациях – и ни разу ты не скурвился. Поэтому мне нет смысла кривить перед тобой душой: да, я не трус… но я боюсь. И тебе надо бы. Хотя тебе проще: ты – один. Но ведь и жизнь у тебя – тоже одна.

      «Опер» едва не приклеился губами к моему уху.

      – Петрович, ну, чего «городить огород»?! Или я не знаю, какой ты мастер «шлифовать дела»?!

      – Двусмысленный комплимент! – хмыкнул я.

      Подполковник немедленно обложился руками.

      – И в мыслях не было, Петрович! Никто не сомневается в том, что ты – лучший «следак» области! Я ведь – в хорошем смысле! Ну, в смысле того, что ты умеешь отсекать «крючки» для крючкотворов.

      – Это – «крючки»?! – не поскупился я на оба знака. Но «мент» и не подумал вдаваться в дискуссию.

      – Петрович, не погуби!

      Не требовалось никакого анализа – ни голоса, ни взгляда – чтобы понять: мольба шла из души, от сердца. Я даже заметил, как под дрогнувший голос в глазах подполковника блеснули «неуставные» слёзы. Мужик не просил: умолял. И не для «галочки в отчёте»: «ради жизни на Земле». И не какой-нибудь, там, абстрактной: своей и своих детей.

      – Петрович, неужели тебе жаль это дерьмо? Это ведь не человек! И, чем дальше, тем больше… в смысле: тем меньше в нём будет человека! Он уже сейчас загрязняет природу, а что будет, если мы ему «отпустим»?! Это же – новейшая редакция папеньки-скота!

      Текст заключился «морально-психологической обработкой меня» из глаз, блестящих надеждой и верой в собственную правоту.

      – Фу-у! – выдохнул я, обрабатывая ладонью подбородок. Вздох получился характерный: «и хочется, и колется, и мама не велит». Классическая сермяжная правда в словах подполковника непросто имелась: