Герой. Уильям Сомерсет Моэм

не писал об этом в своих письмах.

      – Думаете, мне самому уместно рассказывать об этом? – Джеймс мрачно улыбнулся.

      – Здесь ваши друзья, – заметил викарий.

      А полковник Клибборн добавил, с восхищением глядя на жену:

      – Ты не можешь отказать даме!

      – Я старая женщина, – скорбно вздохнула миссис Клибборн. – И не жду, что он сделает это для меня.

      Миссис Клибборн принадлежало лишь одно разумное изречение: она говорила, что старость начинается в тридцать лет, но, впрочем, не относилась к этому серьезно. Должно быть, она повторяла сотням молодых офицеров, что годится им в матери, и печально смотрела в потолок, когда они сжимали ее руку.

      – Ничего удивительного я не сделал, – наконец сказал Джеймс, – да и пользы это не принесло.

      – Любое доброе деяние приносит пользу, – назидательно вставил викарий.

      Джеймс посмотрел на него и продолжил:

      – Я лишь попытался спасти жизнь младшему офицеру, который только-только приехал в полк… но мне не удалось.

      – Вы не передадите мне соль? – попросила миссис Клибборн.

      – Мама! – воскликнула Мэри и посмотрела на миссис Клибборн с легким раздражением, ей не свойственным.

      – Продолжай, Джейми, мой мальчик, – приободрила сына миссис Парсонс.

      И Джейми, заметив, какую гордость выразило осунувшееся лицо отца, продолжил, обращаясь только к нему одному. Другие не понимали, какую боль доставляют их восхищенные восклицания, а отец трогательно сочувствовал ему.

      – Этот Ларчер, восемнадцатилетний юноша со светлыми волосами и синими глазами, выглядел совсем мальчиком. Его родители живут где-то неподалеку, около Эшфорда.

      – Ты говоришь, Ларчер? – переспросила миссис Клибборн. – Никогда не слышала этой фамилии. Они не из нашего графства.

      – Продолжай, Джейми. – В голосе Мэри слышалось нетерпение.

      – Он пробыл с нами три или четыре недели, но я довольно много от него узнал. Странно, конечно, но он очень привязался ко мне. Отличный парнишка, умный, увлеченный, искренний. Я не раз говорил ему, что его место в школе, а не на войне.

      Миссис Клибборн глупо улыбалась, и лицо ее выражало девическую невинность.

      – Мы знали, что через день или два произойдет сражение. Вечером перед битвой мы разговорились с молодым Ларчером. «Как ты себя чувствуешь?» – спросил я. Он ответил не так быстро, как обычно. «Знаешь, я ужасно боюсь, что струшу». «В этом нет ничего страшного, – рассмеялся я. – В первом бою почти все трусят. Вначале приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не убежать, но потом все встает на свои места, и это кажется тебе чем-то вроде охоты». «Я предчувствую, что меня убьют», – признался он. «Глупости, – возразил я. – Когда мы впервые попадаем под огонь, всех охватывает такое предчувствие. Если бы погибали все, у кого такое предчувствие, наша армия давно бы отправилась на небеса».

      – Вам следовало сказать ему, что он должен вверить себя Господу, которому под силу отвести пулю и сломать меч, – вставила миссис Джексон.

      – Он