Все они почему-то умирали. Виктор Пронин

Кажется, там идет бурная жизнь?

      – Порнуху крутит. Она как поддаст, всегда порнуху включает.

      – Через два часа после убийства мужа?

      – Она смотрела порнуху уже через полчаса после убийства.

      – Вам точно известно, когда произошло убийство? – Пафнутьев удивленно посмотрел на своего сопровождающего.

      – Ему стало плохо за столом. Он поднялся и сказал, что хочет прилечь. Через час я к нему заглянул. Он был уже мертв.

      – Когда Объячев поднялся, все остались за столом?

      – Да.

      – Кто-нибудь отлучался?

      – За этот час отлучались все. Кто-то пошел в туалет, кому-то вдруг приспичило позвонить, кто-то в подвал за бутылкой смотался... И так далее. Ваша задача усложняется, да?

      – На то они и задачи, чтобы усложняться. – Пафнутьев снова прислушался, замерев у двери, – стоны, хрипы и бессвязные причитания продолжались. – Как быть? Вдруг некстати окажемся, вдруг она принимает непосредственное участие в этих экранных игрищах? Так тоже бывает...

      Вохмянин отодвинул Пафнутьева в сторону и несколько раз громко, вызывающе громко постучал. И, не ожидая ответа, приоткрыв дверь, просунул голову в комнату.

      – Разрешите?

      – Входи, Вася, – услышал Пафнутьев сипловатый голос и вошел в комнату вслед за Вохмяниным.

      Комната была освещена слабо, только маленькое бра было включено – как раз над небольшим диванчиком, на котором сидела тощеватая женщина в халате. Основной свет шел от большого полыхающего экрана телевизора. Происходящие там события оказались куда круче, чем мог вообразить себе Пафнутьев по тем стонам и хрипам, которые доносились из-за двери. Он поспешно отвернулся от экрана, и женщина заметила это его движение. Не торопясь, она взяла пульт управления и, протянув руку в направлении экрана, выключила телевизор.

      – Я вижу, вас несколько смущают эти забавные картинки, – сказала она с хмельной улыбкой.

      – Ничуть! – весело ответил Пафнутьев. Его вдруг охватила легкость, он понял эту женщину, понял ее состояние, ее истеричный вызов.

      – Снова включить? – спросила она, протянув руку к пульту.

      – Чуть попозже, – сказал Пафнутьев. – Все-таки мы с Васей живые люди, да, Вася? – обратился он в Вохмянину, который чувствовал себя куда растеряннее, нежели Пафнутьев. – Возьмем да и потеряем самообладание, да? Нам это запросто – впасть в неистовство, да, Вася?

      – Этот товарищ – из милиции, – ответил Вохмянин на немой вопрос Объячевой.

      – Из прокуратуры, – поправил Пафнутьев.

      – Что же вас всех так взволновало, что вас растревожило? – спросила женщина.

      – Ваш муж был заметной фигурой в городе. Мне кажется, это не простое преступление.

      – Да? – удивилась женщина. – Надо же... Простите, как вас зовут?

      – Павел Николаевич, с вашего позволения, Пафнутьев.

      – Пафнутьев? Не слышала.

      – А вас, простите?

      – Зовите Маргаритой. Хотя по отчеству Анатольевна, но я не люблю свое отчество. Вы в самом деле не хотите, чтобы я включила телевизор? Это «Красная шапочка».