Падает снег. Сможет ли жизнь стать прежней?. Марина Зенина

я не даю. Об отношениях пока даже речи не велось. Нам приятно быть рядом – всё. Во-вторых, никто моего соглашения не спрашивал, меня просто поставили перед фактом. В-третьих, поступать с Андреевым так, как с Птицей, мне не позволит совесть. Не хочу я с ним спать, и не смогу использовать, даже если это реально потребуется моему организму. А чего ты вообще так завелась? Али глаз на него положила?

      – Ничего я не положила, у меня Вадим есть, – обиженно ответила Таня. – Просто не хочу, чтобы моя лучшая подруга становилась… – замолчала она.

      – Договаривай.

      – Стервой. Стервой, из-за того, что с ней когда-то плохо обошлись.

      – Не хочешь, чтобы я стала пользоваться мужчинами, как одноразовыми перчатками?

      – Да. Не хочу. Ты не такая. И не стоит тебе…

      – Я и не буду, – прервала я ее. – Возможно, если бы меня попользовали и кинули, я бы такой и стала. Но в моем случае, ты знаешь сама, не было ничего подобного. – Я замолчала, пристально глядя на свое отражение в зеркале, и вдруг будто не своим голосом проговорила: – Есть объяснение любому дурному поступку. Есть оправдание любому плохому человеку. Это значит, что зла не существует. Понимаешь?

      Таня с сомнением покосилась на меня и ничего не ответила. Зазвенел звонок.

      Я побежала, обулась, оделась наскоро и вышла за порог. Андреев был в черных брюках, черном зимнем пальто с поясом и в шарфе. Видно, погода на улице позволяла ходить без шапки. В последнее время что-то совсем тепло стало, не то, что в начале зимы. Мы ничего друг другу не сказали. Молча вышли из подъезда, так же молча – со двора, затем он подставил мне свой локоть, окинул строгим взглядом с ног до головы и отвернулся, выдохнув носом клуб пара. А я схватилась за любезно предоставленный мне локоть, пошла рядом с ним, слушая цоканье своих каблуков, и дышала полной грудью этим вкусным и чистым, словно колодезная вода из глубокого детства, зимним воздухом.

      Мы ни о чем не разговаривали.

      Гуляли мы по местам, которые не назовешь людными, но я уверена, что Андрееву было все равно, если нас увидят вместе какие-нибудь его или мои знакомые. Иначе он просто не стал бы говорить мне прямо в университете, во всеуслышание, во сколько за мной зайдет.

      Рядом с ним у меня в голове странно пустело. В том плане, что лишних и противных мыслей там не водилось хотя бы некоторое время. Точно так же забывалась на время и гадостная душевная боль, такая уже привычная и тихая, что стала всей моей жизнью.

      Мы были рядом и не мешали друг другу.

      Когда я поняла, что Андреев ведет меня в сторону дома, было уже около десяти вечера. А мы до сих пор не проронили и слова. Почему он такой? Нет, меня это не напрягает, но это очень уже непривычно. Он не старается узнать меня и мои интересы, не пытается наладить отношения, или хотя бы прояснить их, расставить точки на i, объяснить все происходящее. Ему это как будто и не нужно. Да любой другой мужик давно бы травил какие-нибудь байки и истории из своей жизни, боясь помолчать лишнюю минуту, боясь