Расскажите, тоненькая бортпроводница (сборник). Елена Федорова

Воздух так пропитался сажей, что казался чернее самой темной южной ночи. Но долго смотреть на вспышки мне было некогда, поэтому я снова в свои приборы уткнулась и обо всем забыла.

      Когда же мы благополучно приземлились на свой аэродром, то были похожи на шахтеров, поднявшихся из забоя. Смотрели с Шурочкой друг на друга и смеялись. Так и пошло с тех пор: если сначала очень страшно, то потом будет очень смешно.

      А однажды из-за поломки самолета пикировала я с четырех тысяч метров до ста шестидесяти. Чудом удалось посадить машину. Когда я шла на посадку, дома были выше меня. Надо было приложить все мастерство, чтобы не задеть ни одну крышу. Да и приземлялась я не с той стороны. На земле все переполошились, думали – немцы. А когда поняли, что свои, то дежурный кричать принялся:

      – У нее еще и бомбы висят! Да эта ведьма могла нас всех угробить!

      – Настоящие «Ночные ведьмы» бомбы сбрасывают только на неприятеля, – спокойно ответила я. Устранила неполадку и полетела дальше, – Мария Николаевна улыбнулась.

      Полеты, полеты… Похожие и разные, опасные, напряженные. Каждый полет был испытанием на летное умение, на мужество, находчивость, выдержку. Летишь, как на самый трудный экзамен, и не знаешь, какой билет сегодня вытянешь. Особенно мне запомнился шестидесятый боевой вылет. Мы тогда со штурманом Олей Голубевой вылетели в район Керчи. Обстановка сложная, сведений о расположении противника почти нет, поэтому высота бомбометания была задана более тысячи метров. Мы вышли строго на цель, но тут нас ухватили сразу три прожектора. Отбомбиться мы, правда, успели. Теперь надо было уйти. Я начала крутить самолет сначала вправо, потом влево, резко меняя курс. Но фрицы не выпускают нас из зоны прожекторов, да еще и артобстрел начали. Тогда я решила направить самолет с резким снижением в сторону моря, то есть начала пикировать. Немцы нас потеряли. Прожекторами еще немного пошарили по пустому небу, но нас не нашли. Зенитчики, правда, стрельбу не прекращали, палили в темноту.

      Мы вышли из зоны огня в районе Керченского пролива. Море – ласковое и грозное – спасающее от вражеских зениток и прожекторов, показалось холодным и неприветливым, потому что нам нужно было дотянуть до берега на поврежденной машине. Дотянуть, во что бы-то ни стало.

      Экипажи, видевшие наше резкое снижение, решили, что мы погибли. Но Евдокия Бершанская не поверила. Она приказала зажечь посадочные огни и ждать. Через двадцать минут вернулась наша «двойка». За этот полет нас потом наградили орденами.

      – А много у вас наград? – поинтересовалась Оля.

      – Два Ордена Отечественной войны I и II степеней, Орден Красного Знамени, медали за оборону Киева и победу над Германией.

      Было у меня и взыскание за невнимательность и неосмотрительность при посадке. Я случайно врезалась в дерево и поцарапала крыло самолета. Меня держали трое суток под арестом, а потом еще три месяца высчитывали по двадцать пять процентов из зарплаты за эту злополучную царапину на крыле.

      Но это все были досадные мелочи, на которые не следовало