Про Иону (сборник). Маргарита Хемлин

Но если хоть звук будет произнесен про Фиму, я найду возможность вас свернуть без всякой жалости. Потом! Мы ждем еще до среды. Каждый на своем месте. Вы – в Остре, я тут. В среду с утра иду в милицию и пишу заявление, что человек пропал.

      – А в больницу? – подала голос Блюма.

      – Я звонила в справочную по несчастным случаям. Нигде ничего.

      Конечно, строго рассуждая, можно было звонить каждый день. Но я твердо была уверена, что в больницу Фима мог попасть только одного вида – психическую. А если он в психичке – тянуть его оттуда совсем не надо и даже преступно для окружающих.

      – А дальше? – не успокаивалась Блюма.

      Она своим большим задом сбила покрывало на кровати, и оно сползло на пол. К тому же одна из подушек упала.

      – Блюма, встань, – строго попросила я. Блюма встала, я принялась поправлять покрывало и подушки. – Сядь на стул. Сейчас будем ужинать. Как себя чувствует Гиля?

      Мама ответила неразборчиво, так как я уже пошла на кухню.

      До меня долетали отдельные слова и восклицания на идише, но я ничего не поняла по смыслу.

      Когда я накрывала на стол, мама спросила:

      – Как Фима мог стать сумасшедшим за один день, если он все время был на глазах в Остре совершенно нормальным? Работал в сберкассе, вел дело с ценностями разного рода и никаких замечаний не имел.

      – Возможности человеческого характера безграничны, – ответила я, – и поверь мне, дорогая мама, он не мишугене-придурок, он абсолютно безумный.

      – А что он такого выкаблучил, чтоб ты пришла к выводу? – Блюма хотела поставить меня в тупик.

      – Блюма, я, в отличие от тебя, пожила бок о бок с Фимой и вела с ним общее хозяйство. И знаю его хорошо.

      И по совместной работе в коллективе, и вообще. И про его сумасшествие – не мое личное мнение. Пойди к сыну дяди Лазаря и спроси. Матвей подтвердит. А что касается поступка – не важно. Пусть останется при мне. Ты не доктор – обсуждать, а я все-таки педагог.

      Блюма прикусила язык, чувствовала разницу в нашем образовании.

      Подвели итог: ждать и надеяться.

      Встреча с Мирославом и Мишенькой прошла сердечно. Чтобы предупредить нежелательные положения, я сразу же сказала громко:

      – Мирослав, мама и Блюмочка привезли тебе привет от Фимы. У него все хорошо.

      Поначалу я боялась за Блюму, но быстро спровадила ее на кухню – отдыхать.

      С мамой Мишенька болтал без перерыва, и вроде она забыла про Фиму. Мишенька продемонстрировал железную дорогу, и мама стойко не отреагировала на его указание насчет того, что это подарок Фимы.

      Я порадовалась также манере их разговора. Ни слова по-еврейски. Хоть заранее настроилась не замечать, если Мишенька и мама будут подключать еврейские слова. Не та ситуация.

      Блюма хлюпала носом на кухне. Почти до утра она не спала. Мама с нами в комнате на раскладушке. Мы втроем на кровати.

      Совсем ночью мама прошептала:

      – Гиля так переживает, так переживает. Доченька, слышишь?

      Что я могла?

      Я поднялась