Запроудское. Алексей Ряскин

вспоминать свою жизнь до приезда в Запрудское. Переезд он считал вынужденным злом, никому, однако, толком так и не объяснив его причины. Он вспоминал улицу, на которой он рос, вспоминал соседей и знакомых, вспоминал собак, бегавших во дворе, вспоминал деревья, камни, дорогу и небо. И, сам того не замечая, плакал. Фёдор плакал тихо, про себя, никому, в сущности, не мешая. Но все, кто был рядом, чувствовали эту судорогу в его груди, эту беду, которую он всё пытался выплакать и не мог.

      Калтон заделал очередную щель и покосился на Фёдора. Тот дымил папиросой, украдкой смахивая слёзы. Прибежали дети Калтона и начали прыгать вокруг отца. Он ругался, прогоняя их в дом, но те лишь громче смеялись. Фёдор угрюмо смотрел на них, думая о чём-то своём.

      – Полька! – сердито закричал Калтон жене. – Забери детей, пока я их не зашиб!

      – А слыхал, что говорят? – вдруг сказал Фёдор. – Скоро, говорят, детей в банках начнут выращивать.

      – Как это? – не понял Калтон.

      – Как, как. Обыкновенно. Как рассаду.

      – Галиматья какая-то!

      – Никакой галиматьи. Наука!

      – А бабы тогда на что?!

      – Найдётся и им дело, – пообещал Фёдор, затаптывая окурок.

      – Брехня! – уверенно сказал Калтон и снова принялся за работу.

      – Васька Шеин в газете читал, – возразил Фёдор. – Там брехать не будут.

      – Где ж это он газету достал?

      Газеты в деревне были такой редкостью, что в них верили меньше, чем в то, что на конце радуги спрятано золото. Обычно газеты, а точнее их отдельные страницы, в Запрудское случайно заносило ветром откуда-то издалека, из города. Тогда те немногие, кто умел разбирать буквы и складывать из них слова, читал вслух всем без разбору до тех пор, пока смысл прочитанного не становился им самим хоть немного ясен.

      Помолчали.

      – Я чего зашёл-то, – опять заговорил Федор. – Мне бы лошадь да телегу.

      – На что тебе?

      – Нужник завтра собрался почистить. Вывезти бы на телеге.

      – Неужто целую телегу набрали?

      – Целую, не целую, а вёдрами не перетаскать, – уверенно сказал Фёдор.

      Калтон стал вспоминать, нужна ли ему назавтра лошадь или нет. Могла понадобиться. А может, и нет. Он и сам толком ещё не знал.

      – Ладно, – решил Калтон. – Завтра с утра вывезем.

      – Вот спасибо, – обрадовался Фёдор.

      И чтобы Калтон не успел передумать, он быстро встал и ушёл, оставив его наедине с работой.

      Вечером Калтон сидел с семьёй и ужинал. Полина наварила щей с крапивой и щавелем, достала банку сметаны, порезала хлеб, налила всем по кружке парного молока. Ели прямо на улице, под открытым небом. Калтон с Иваном вынесли из сарая стол и поставили его у калитки – остальной двор был занят стройкой. Прохожие желали им приятного аппетита, а Калтон лишь молча кивал в ответ. Младшие дети крошили хлеб и бросали его под стол, где уже и без этого было полным полно уток