ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века. Инна Соловьева

в которые он себя так или иначе вписывал.

      Как собирается Евгений Богратионович соотнести дело, в которое он год уже как вовлечен Станиславским, с руководством Студией, которую предлагает ему письмо Соколовой и Алехиной? Мало того, что там он был бы должен поставить пять спектаклей, но ведь туда, как он сам говорит, надо отнести всю свою любовь. Всю.

      Заявления, чтоб его отчислили из сотрудников МХТ, Вахтангов не пишет. Он берет заграничный паспорт и время отпусков отдает путешествию по Скандинавии. Ни в письмах жене, ни в открытках, которые шлет Лидии Дейкун, про студийные дела не поминает. Правда, написал, что в Христиании посмотрел «Еву» (это оперетта Легара) – «играют изумительно. Я многому научился». В письме жене он описывает не то, что на сцене, а зал: «Уютно, приятно, чисто. Публика балкона раздевается здесь же, в зрительном зале, и сама вешает свою одежду. Никаких номерков не выдают». Описывает, как славно актеры выходят на поклоны.

      В Копенгагене «был в Тиволи». Датское заведение под этим именем варьировало тогдашний общеевропейский тип театрика малых форм.

      Первые встречи по возвращении в Россию – 13 августа 1912 года: «К Балиеву к 12 ч.».

      Запись от 16-го: «Заключил с Балиевым контракт – 150 руб. в месяц с 15 сентября».

      В биографиях режиссера (как и в биографии «Летучей мыши») не уточнено, как и сколь долго Вахтангов отрабатывал свои ежемесячные полтораста, состоял ли у Балиева «штатно».

      В записях дел на день 15 августа у Вахтангова проставлено: «К 12 ч. быть в театре!» Строчка подчеркнута, и восклицательный знак. Речь о МХТ. Сбор труппы; впрочем, у многих (и у Станиславского) еще отпуск.

      Станиславский продлил отдых в Кисловодске, в Москве он только с 31 августа; Лилиной в письме рассказывает, что в этот день его навестил Базилевский – «докладывал о студии, которая должна быть скоро готова» (речь о квартире на углу Тверской и Гнездниковского, где идут доделки)[105].

      На другой день К. С. с 12 часов в театре. Ему показалось, что работают там усердно, но скука. Побывал на репетиции «Пер Гюнта», «посидел полчаса в чайном фойе. Пришел Сулер, Болеславский и пр. по студии… Долго заседали в большом фойе по вопросам студии». Вечером к К. С. зашел Владимир Иванович: «Делал всякие авансы по студии»[106].

      У Вахтангова в этот день (1 сентября) записано: «1-е заседание о Студии».

      «2 сентября 1912 г. II заседание на квартире Станиславского. Вырабатывали репертуар».

      Письмо Вахтангова Сулержицкому: «Добрый мой, милый Леопольд Антонович, вчера Константин Сергеевич сказал, что я весь год был некорректным…».

      Письмо рвущееся, бунтующее, письмо человека насмерть уязвленного. «Так он подвел итог моей работы, так определил и охарактеризовал всю мою деятельность в театре.

      Ночь напролет я искал, в чем же проявилась эта моя некорректность».

      Письмо опубликовано с неверной датой («4 августа 1912 г. Москва»). В этот день Вахтангов, как и накануне, 3-го, был в Стокгольме, а К. С. – в Кисловодске. Очевидно, написано письмо 3 или 4 сентября. После того как к К. С. пришли

105

КС-9. Т. 8. С. 303.

106

Там же.