Снег в Гефсиманском саду (сборник). Юлия Винер

наверняка было не более как предмет праздного любопытства, и глупо было бы принимать ее разговоры всерьез.

      – Может, вы и правы, – слабо улыбнулся он. – Но что ж теперь убиваться о пролитом молоке. Я теперь в другую сторону поеду.

      Женщина молчала, глядя на него и трогая пальцами складки у рта.

      – А как меня высылать будут, с милицией или так?

      Женщина молчала.

      – И сколько… Или вы не знаете, доктор?

      Обескураженный ее молчанием, Соломон Исакович замолк и сам.

      – Странный вы человек, – неторопливо проговорила женщина, отводя глаза в сторону. – Совсем разучились бороться за собственную судьбу. Плывете по течению и даже не барахтаетесь.

      Вот это был уже удар ниже пояса, и женщина знала это так же хорошо, как и он. Соломону Исаковичу стало вчуже неловко.

      – Даже пальцем не шевельнете. А может, и действительно больны…

      – Нет, нет, я здоров! – встрепенулся Соломон Исакович. – Я просто ослабел тут немного, а так ничего.

      – Очень странный человек, – повторила женщина, не глядя на него. – Ему указывают выход, а он…

      Расслабляющая теплота снова прихлынула к сердцу Соломона Исаковича.

      – А разве мне это… можно? – пробормотал он.

* * *

      Вопрос о том, что можно, а чего нельзя, решался, как всегда, не самим Соломоном Исаковичем, а неизвестно кем, где и на каких основаниях. Ему, однако, ясно было, что какое-то решение принято и, впредь до дальнейшего уведомления, необратимо. Это отнюдь не означало, что судьба его решена окончательно, а лишь указывало ему общее направление действий на данный момент.

      Уколы прекратились; через день в палату пришел парикмахер, который постриг и побрил Соломона Исаковича и тех из депрессивных, кого удалось добудиться. Самоубийца брить себя не дал. Женщину-врача Соломон Исакович больше не видел, и вскоре его выписали домой.

      Как и с бассейном, учить Соломона Исаковича было некому, и он постепенно сообразил все сам. Сообразил, что за информацией следует сходить в синагогу. Разыскал синагогу, не спрашивая ни у кого адреса. Со второго визита нашел однофамильцев, которые скоро уезжали, и договорился с ними, что они пришлют ему с нового места бумагу под названием «вызов», без которой нельзя было начать необходимую предотъездную процедуру. Его предупредили, что бумагу придется ждать несколько месяцев – а иногда она и вовсе не доходит до адресата. Соломон Исакович приготовился ждать.

      С работы его, как ни странно, не уволили, и даже выплатили по больничному листу, хотя сотрудники сказали ему, что в отдел кадров приходили из милиции. С соседями из нижней квартиры, остывшими за время его пребывания в больнице, он быстро столковался. Сумму они назвали с большим запросом, в предвидении долгих торгов, но он согласился сразу, и они прониклись к нему даже некоторым дружелюбием и стали захаживать за солью или спичками.

      Отремонтировал он и свою квартиру, предварительно отколов все плитки и пустотелые блоки и постепенно переносив весь