Снег в Гефсиманском саду (сборник). Юлия Винер

потрогала кончиками пальцев складки вокруг рта, слегка помяла их, как бы пытаясь разгладить, и Соломон Исакович догадался, что она всегда, каждую минуту, сознательно или бессознательно помнит об этих портящих ее миловидное лицо складках, неуклонно углубляющихся со дня на день.

      – Да вы не беспокойтесь, доктор, – сказал он. – Я все понял. Меня вышлют из Москвы, и прописку я потеряю навсегда. И работы такой, что у меня была, я себе не найду. Придется начинать все заново на пустом месте. И, вероятно, надо будет ходить отмечаться. Ну, и все прочее.

      – Вы откуда все так хорошо знаете? – настороженно спросила женщина.

      – Ах, доктор, что ж тут знать, – спокойно ответил Соломон Исакович. – Вы не беспокойтесь. Везде люди живут, как-нибудь пристроюсь. Что мне Москва? Бассейн мой вы у меня отобрали, – он снова улыбнулся, – квартиру не вернете, а больше меня тут ничто не держит. Или вы советуете остаться в больнице?

      – Ничего я вам не советую, – раздраженно сказала женщина. – Взрослый человек, сами должны решать.

      – Вот я и решил.

      – Я только одного понять не могу.

      Женщина замолчала, прижав пальцы к углам рта и глядя в больничное дело.

      – Да?

      – Смотрю на вас и не могу понять.

      – Чего именно, доктор?

      – Вы говорите, в Москве вас ничего не держит.

      – В общем так.

      – А что вас вообще тут держит?

      – Где?

      – Что вас тут держит, в нашей стране? Что вам здесь?

      – Как это?

      – Родных у вас нет, никого нет. Или сбережений много, боитесь не вывезете?

      – Нет, сбережений не много, – растерянно ответил Соломон Исакович.

      – Так чего вам? Чего сидите здесь? Смотрите, как ваши все едут.

      – Мои?

      – Ну, не мои же. Да вы что, с луны свалились? Не знаете, что ваши уезжают?

      Соломон Исакович и в самом деле, как с луны свалился. Нет, конечно, он знал. При всей своей обособленности не мог не знать, не слышать разговоров. И на старой квартире, где это обсуждалось часто и с жаром, со смесью брезгливости и зависти к уезжающим, и на работе, где был даже один или два таких случая и где пришлось отсидеть на собраниях, обсуждавших и осуждавших. Знать он знал, но никогда не соотносил этого с собой лично. А в эту минуту так далек был от этой мысли, что с трудом сообразил, о чем говорит женщина.

      – Д-да… – выдавил он из себя. – Уезжают…

      – Ну? А вы чего же? Вместо того, чтобы дурака валять, бассейны строить? Или вам не хочется?

      – Мне? – Соломон Исакович подумал. – А вам? Вам хочется?

      – Как всегда, вопросом на вопрос! – женщина вдруг рассмеялась. – Да куда же мне ехать и зачем? Моя жизнь вся здесь!

      – И моя…

      – Я же здесь у себя дома. Здесь все мои и всё мое. Мне и здесь хорошо.

      – А мне, вы считаете, плохо? Здесь не мое?

      Женщина пожала плечами.

      – Это вам виднее. А я – нет, я среди чужих жить ни за что бы не хотела. Да я и говорить кроме как по-русски не умею!

      – И я тоже.

      – Как