Душа на безмене. записки современного странника. Анатолий Ехалов

общий язык, а старая, вредная и злющая, уходит в декретный отпуск.

      Старая в этой четверти устроила нам контрольный диктант по Тургеневу с массой авторских знаков препинания. И все написали этот диктант отвратительно. Были всего две или три «двойки», остальные получили «колы».

      Учительница устроила публичный разбор ошибок и издевалась на нами по полной. Я своему соседу по парте Ваське Фунтикову заметил, играючи:

      – А у тебя, Васька, наверное, и «жи», «ши» с буквой «ы» написаны. – Откуда прилетела ко мне в голову эта мысль, убей, не знаю, но только я успел закрыть рот, как учительница, ядовито ухмыляясь, произнесла:

      – А вот Фунтиков… – тут она сделала трагическую паузу. – А вот Фунтиков даже «жи», «ши» написал с буквой «ы».

      Васька повернулся ко мне и побагровел:

      – Гад, – прохрипел он со свистом. – Ты видел и не сказал!

      Мы бились с ним все оставшиеся перемены. Правда была на моей стороне, и я пару раз сумел расквасить Ваське нос. Но он затаил обиду.

      А учительница, чтобы морально добить класс, задала выучить всем описание дуба из романа Льва Николаевича «Война и мир».

      Как там, дайте вспомнить: «Князь Андрей, возвращаясь из имения сына, въехал в березовую рощу…» И далее по тексту на целую страницу, где было столько знаков препинания, что после первой переписки под приглядом нашей мучительницы, вырваться на свободу смогли только два-три человека.

      И так мы оставались изо дня в день переписывать классика с его описанием березовой рощи, в центре которой рос этот окаянный дуб.

      Мы уже все одубели от этого описания, но осилить синтаксис Толстого так и не смогли.

      Наконец, мне все это изрядно надоело, я на промокашке написал первые буквы слов из описания, расставив между ними нужные знаки.

      И вот когда я написал текст в очередной раз, и, не таясь расставлял с промокашки знаки препинания, к нам с Васькой подошла учительница. Она взяла промокашку в руки, повертела ее и уже положила обратно, как Васька, сжигаемый жаждой мести, ехидно заметил учительнице:

      – А вам ни за что не догадаться, что это за бумажка!

      Учительница взяла ее снова и догадалась:

      – Вон! – Закричала она с визгом, как будто я покусился на самое дорогое, что у нее было, и пока я собирал портфель, проставила против моей фамилии в журнале в каждой клеточке до конца четверти сплошные «колы».

      С Васькой мы бились до самого вечера.

      Надо сказать, что никто грамотнее от этого описания дуба не стал. Класс маялся с описанием до конца четверти, но осилить его не смог. И только декретный отпуск злобной учительницы спас всех от дальнейших мук и унижений. Но вот пришла новая учительница с веселой и радостной улыбкой. И уже в первых сочинениях у меня стояли «пятерки» и за литературу, и за русский язык.

      Года через два я лихо писал репортажи и очерки в районную газету на радость читателям. И только моя старая учительница не радовалась