Гений дзюдо. Борис Дорианович Минаев

пеленке, лежал совершенно голый маленький человек и смешно орал.

      – Как его зовут? – спросил я тихо.

      Мама подошла ко мне. Она была какая-то изможденная и даже немножко на себя не похожая.

      – Знаешь, он рычит как медведь, – сказала она. – По-моему, ему подходит его имя.

      – Как его зовут? – тупо повторил я.

      – Мишка, – просто сказала она. И тогда я встал на колени, чтобы было удобнее, просунул ладонь сквозь прутья и потрогал его теплый живой палец.

      С этого дня в нашей квартире буквально все пошло по-другому.

      Ночью меня будил Мишкин голос. Он орал, а потом постепенно, не сразу замолкал.

      Днем мама дремала или кормила его грудью, почти не стесняясь меня.

      К нам все время приходил врач, а папа уходил рано с утра на молочную кухню.

      Папа вообще был довольно нервный. Он волновался за Мишкино здоровье, за мамино здоровье и почему-то за мое здоровье тоже.

      – Лева! – говорил он мне на кухне, когда мама спала. – Сейчас у нас трудное время. Ты должен нас простить. Мы не уделяем тебе, наверное, достаточно внимания.

      – Да ладно, папа… – удивленно отвечал я ему. – Все нормально. Ты сам давай смотри… это… ну, в общем, ты меня понимаешь.

      – Я тебя понимаю! – горячо говорил папа. – Я тебя прекрасно понимаю. Но и ты меня должен понять.

      – Пап! Я тебя тоже понимаю! Но это же временные трудности. Все наладится.

      – Все наладится, да? – с надеждой спрашивал он меня.

      И я неуверенно кивал.

      Был ли я действительно уверен в том, что все наладится? В общем-то, да.

      С тех пор как мама вернулась, несмотря на полный бедлам, на переставленные вещи, на папино нервное настроение и на постоянное пичканье меня манной кашей, несмотря на тошнотворный запах вареного молока, несмотря на мамино недосыпание и недоедание, несмотря на Мишкины поносы и запоры, – все вдруг стало постепенно налаживаться.

      Как оно налаживается я, честно говоря, совершенно не понимал.

      Но оно налаживалось!

      Окончательно оно наладилось к весне, даже к маю, когда мама в первый раз попросила меня погулять с Мишкой.

      – Иди-ка с братом погуляй! – сказала вдруг она. – А я тут пока нормальный обед приготовлю… А то вы без борща совсем бешеные стали.

      – Мама, – ответил я, совершенно пораженный и обескураженный ее словами. – Во-первых, мы и дальше можем спокойно обходиться без борща. Если надо. А во-вторых, как ты себе представляешь эту прогулку? Где я с ним буду гулять? Во дворе, что ли?

      – Зачем во дворе? – спокойно сказала мама. – Перейдешь дорогу. Там побудешь в сквере, на лавочке. Хотя бы минут сорок. А то погода вон какая хорошая, а вы у меня все дома сидите и сидите.

      – Мама, – честно сказал я. – Я боюсь!

      – Не надо бояться, Лева! – сказала мама и стала сама надевать на меня куртку. – Не надо бояться. Входишь в лифт с коляской, складываешь коляску, нажимаешь на кнопочку. Потом выходишь из лифта, раскладываешь коляску, закрываешь дверь. Потом тихо-тихо везешь по ступенькам коляску. Ногой открываешь дверь. Рукой