Сиротка. Слезы счастья. Мари-Бернадетт Дюпюи

тоже ошиблась в своем избраннике. Овид Лафлер – объект грез Лоранс – был слишком старым, а Делсен – взбалмошным и не внушающим никому особого уважения. «Скоро Мин будет уже здесь, а вместе с ней – Мадлен, Катери, Констан. Это просто шикарно! – подумала Киона, выходя в сад через наружную застекленную дверь и держа в руках корзину с постиранным бельем, которое предстояло повесить сушиться. Вслед за ней устремился фокстерьер. – А еще Лоранс, папа, не говоря уже о моей драгоценной мачехе. У Нутты есть серьезная причина для того, чтобы остаться в Квебеке: она ведь должна стать журналисткой».

      Погода стояла теплая, и яркое солнце бросало свои золотые лучи на неспокойную поверхность озера Сен-Жан. Летом по этому настоящему внутреннему морю с утра и до вечера ходило множество судов – от небольших катеров до огромных элегантных кораблей, предназначенных для состоятельных туристов. Хриплые крики чаек раздавались здесь с рассвета и до наступления сумерек. Эти беспрестанные крики были похожи на нестройную музыку, к которой быстро привыкали и переставали обращать на нее внимание. Воздух был ароматным: в нем чувствовался запах сухих трав и распустившихся цветов. Киона, развесив белье, решила нарвать себе роз. Вдоль ограды росло очень много розовых кустов. Вьющиеся настурции бросались в глаза своими оранжеватыми венчиками. Киона, радуясь этой красоте, запела вполголоса:

      В поезде, идущем в Сент-Адель,

      Кое-кто сойти вдруг захотел.

      Он уже свернул свою постель

      И на полку у окошка сел.

      Только как сойти, спрошу я вас,

      Как такой вдруг замысел возник,

      Если скорость – пятьдесят миль в час,

      Да и человек тот – проводник?!

      В поезде, идущем в Сент-Адель,

      Был всего один лишь пассажир.

      Он уже свернул свою постель

      И глазел через окно на мир.

      Это был все тот же проводник,

      Некого обслуживать ему.

      То-то головой он и поник:

      Дальше ему ехать – ни к чему.

      Ехал то на север, то на юг,

      Поезд там, где жили бедняки.

      Чух, чух-чух, чух-чух, чух-чух, чух-чух,

      Он у озера мотал круги…

      Затем Киона принялась насвистывать эту мелодию. Констан и особенно Катери начинали хихикать, когда она пела им песню «Северный поезд». Катери, самую младшую из своих ближайших родственников, Киона обожала. Ей очень нравились черные глаза, черные волосы и матовая кожа малышки. Тошан заявлял, что позднее эта девочка станет копией Талы, их покойной матери, и они оба видели в этом доброе знамение – подарок Великого Духа.

      – Эй, девушка! – раздался чей-то голос.

      Киона обернулась и увидела по другую сторону калитки парня атлетического телосложения. Это был Ламбер Лапуант, сын Онезима, их бывшего соседа в поселке Валь-Жальбер.

      – Добрый день, – сказала она, подходя к нему. – Вообще-то ты мог бы называть меня по имени, Ламбер. Мы ведь с тобой знакомы.

      – Хорошо, я просто не знал, как мне поступить! Меня прислал мой отец. Там возникли большие проблемы!

      – Какие?

      – Какой-то кретин украл вашего коня… ой, ну то есть твоего коня – Фебуса. Маруа сразу же