Сиротка. Слезы счастья. Мари-Бернадетт Дюпюи

я тебя умоляю! – неожиданно воскликнула Мари-Нутта, заставив свою сестру-близняшку вздрогнуть. – Подумай хоть немного над предложением Бадетты. Ты ведь ей доверяешь, а я знакома с ней еще с тех пор, когда была маленькой девочкой. Я могла бы остаться в Квебеке на месяц – до того, как вернется папа.

      – Если бы твой отец не решил задержаться во Франции и если бы он находился сегодня вечером с нами, он, по-твоему, согласился бы? – спросила Эрмин голосом, в котором угадывались досада и разочарование.

      О решении Тошана задержаться на месяц во Франции Эрмин сообщила своим родственикам во время ужина. Лора при этом нахмурила брови. Она, как и многие тещи, всегда была готова покритиковать своего зятя, хотя и относилась к нему вполне хорошо.

      – Я позвоню папе завтра, – заявила Мари-Нутта. – Он мне разрешит.

      – Но у тебя нет всей необходимой одежды!

      Со стороны матери такое заявление было признаком того, что она может капитулировать и что это, возможно, произойдет уже завтра. Бадетта это заметила, но не осмелилась выказывать свою радость.

      – Я, похоже, посеяла раздоры, – стала упрекать она сама себя голосом провинившейся девочки. – Я неисправима. Поддаюсь своим порывам и затем сама себя за это упрекаю.

      Жослин посмотрел на нее угрюмым взглядом. Журналистка, оробев, стала искать защиты у Лоры.

      – Я была неправа, дорогая подруга?

      – Вовсе нет! Я поддерживаю идею приобретения профессионального опыта. В понедельник мы отправимся за покупками и купим Мари-Нутте недостающую одежду.

      Эрмин, помрачнев, подумала, что ей теперь хочется только одного: лечь в постель и погрузиться в глубокий сон. Приближающиеся летние дни уже заранее омрачались разлукой с дорогими ее сердцу людьми. Ее муж, старший сын и теперь еще и одна из дочерей будут находиться далеко от нее. Она забыла о своей тревоге, связанной с Кионой, и о своем намерении поскорее поехать в Роберваль.

      «Мне теперь совсем не хочется, чтобы Констан и Катери, эти две очаровательные крошки, выросли поскорее, – подумала она. – К счастью, они еще не скоро станут взрослыми и захотят стать самостоятельными».

      Роберваль, вторник, 11 июля 1950 года

      Мирей, старающаяся быть полезной, проводила метелкой из больших перьев по инкрустированной мозаикой мебели в гостиной. Это была большая и хорошо освещенная комната. Лора не поленилась воспроизвести обстановку гостиной, бывшей в ее красивом жилище в поселке Валь-Жальбер и уничтоженной пожаром. По обе стороны окон висели великолепные шторы из мебельного ситца, а на камине, облицованном полированным дубом, виднелись восхитительные безделушки. Люстра с хрустальными подвесками, заказанная в городе Шикутими, ничуть не уступала той люстре, которая когда-то обеспечивала освещение во время многочисленных праздничных вечеринок в Валь-Жальбере.

      Киона поставила пластинку певицы Ла Болдюк, чтобы доставить удовольствие старой служанке, которая, развеселившись, удаляла пыль, орудуя своим «инструментом»