Её имена (сборник). Сергей Соловьев

в жертвенных. Поговори

      со мною. Больше не с кем, тут собеседника

      молчанью нет. Одна отрада – мертвые и не

      рожденные еще. Вот весь огонь в камине.

      Знаешь, лег вчера, свет выключил, не сплю,

      и вдруг – не чувство, не мерещится, а так

      и есть – мое лицо исчезло. Но не маска

      и не зиянье там, а призрачной пыльцой —

      лицо отца. Мое. С того давно уж света.

      О было бы оно развернуто ко мне! Но нет.

      Простил? Не знал, что думать, не решаясь

      его рукой потрогать. Не дыша, уткнувшись

      в лицо его. Как блудный сын – в ладони..

      «Когда исчезнет «я» и станется причудой…»

      Когда исчезнет «я» и станется причудой,

      как домик на Луне или язык,

      (а был ты для него лишь куклой вуду

      и колышком ходил вокруг козы),

      когда исчезнет «я» как недоты —

      комка, комком переглотнется…

      И память, выйдя вон, из немоты

      летит в лицо, как пыль, и огибает.

      «В тюремном дворике души…»

      В тюремном дворике души

      гуляет разум.

      Дыши-дыши,

      не надышишься.

      Ах как она застенчива, душа —

      застеночек.

      Бежать-бежать,

      да не набегаешься.

      А обернешься – ни добра, ни зла,

      ни дворика.

      Ах весна-весна,

      руки за спину.

      «Живу я в Мюнхене на Изарек штрассе…»

      Живу я в Мюнхене на Изарек штрассе.

      Изар – местная речка, эк – угол,

      но реки тут, кажется, отродясь не было.

      Улица тихая. Липы, акации, булыжная мостовая.

      Дома невысокие, разноцветные.

      Этаж у меня нулевой,

      выходящий во внутренний дворик с садом.

      Птицы, белки, куница. И коты.

      Слева – живет Герта,

      медсестра, рукопашной комплекции.

      Отец ее был в гитлер-югенд,

      в первый же бой вышел навстречу врагу

      с поднятыми руками.

      У Герты – сын от неизвестного мужа

      и два любовника – оба Вольфганги.

      Ходят к ней в будни попеременно,

      а по праздникам – вдвоем, в обнимку.

      Первый Вольфганг,

      жизнерадостно худенький,

      который без одного лёгкого,

      помогал мне с выставками, возил картины,

      вместе развешивали.

      Потом он кнайпу открыл неподалеку —

      маленький пивнячок,

      и без следа растворился в нем.

      А второй еще раньше исчез.

      Тем временем сын Герты,

      карапуз Кристиан,

      вымахал в двухметрового светлокудрого увальня

      и женился на маленькой невзрачной польке,

      родившей ему двоих,

      которых они поделили,

      когда она его, образцового мужа и трепетного отца,

      бросила.

      Справа живет седовласая хризантема,

      под девяносто ей, немка, фамилия – Пятерик.

      Семья ее погибла в аварии.

      Больше у нее никого нет.

      Мы ходим под ручку