Становление информационного общества. Коммуникационно-эпистемологические и культурно-цивилизованные основания. А. А. Лазаревич

(нарушающая нормальное выполнение информационно-коммуникативных функций) связь. В терминах психоанализа она определяется как феномен «любви-ненависти». Его экзистенциальный источник – это «амбивалентность чувств в настоящем смысле, то есть совпадение любви и ненависти в основе значительных культурных образований» [370, с. 346].

      Почему столь противоречивы взаимосвязи цивилизации и культуры? В этих контрастах есть объективные основания. Достигнутые результаты информационно-коммуникативной деятельности, становясь стереотипными, шаблонными, имитацией, а не новацией, ведут к утрате смысла, «высоты» культурных ценностей, формируя иллюзию самодостаточности и комплекс самодовольства цивилизации. Она «перестает задавать вопросы себе самой», стремится подменить собой культуру, оставляя последней участь аутсайдера. Образ самодовольной цивилизации, которая молится на идола «полезности», показал Ф. Достоевский: «Тут просто работа, полезная обществу деятельность, которая стоит всякой другой, и уже гораздо выше, например, деятельности какого-нибудь Рафаэля или Пушкина, потому что полезнее! – И благороднее, благороднее… Все, что полезно человечеству, то и благородно! Я понимаю только одно слово полезное]» [123, с. 285].

      В конечном счете, цивилизацию покидает «душа» культуры. Но что тогда остается? Что значит цивилизация без культуры? Такой социальный проект в конце концов порождает античеловеческие, антигуманные интенции, сродни высказываниям Геринга: «Когда я слышу слово "культура", я хватаюсь за пистолет». Тогда «напрашивается очевидная историческая параллель с варварами, некогда угрожавшими цивилизованной империи; вторым изданием варварства может стать продолжение империи самой цивилизации» [237, с. 515]. 3. Бауман также опирается на термин «вторичная варваризация».

      Только примат культуры над цивилизацией является гарантом гуманизма и духовности. И наоборот, самодостаточность цивилизации – это предпосылка ее кризиса, тупика, распада или катастрофы.

      В таком контексте диалектика культуры и цивилизации не только пронизывает, но и определяет подлинно значимое в становлении, функционировании и динамике социума. Тем не менее этот вывод нередко сопряжен с нарущением меры его границ, объема и смысла, инициирует установку на абсолютизацию роли культуры как «нашего всего», покрывающего собой едва ли не все содержание феномена человека в мире и мира человека. К сожалению, даже Ф. Ницше – проницательный знаток диалектики культуры, цивилизации и варваризации – не избежал, по его словам, «опасности летящего» и дал повод для такого панкультурализма: «Вместо "общества" – культурный комплекс – как предмет моего главного интереса (как бы некоторое целое, соотносительное в своих частях» [265, с. 216]. Неоднозначность такого видения культуры в том, что она, в отличие от других форм человеческой деятельности, например экономики или политики, не имеет постоянной «прописки». Как заметил английский философ и культуролог Дж. Милтон, «именно наша культура