Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах. Андрей Дышев

я не разобрал ни слова.

      Оборин запрыгнул ко мне на БТР и сел у люка десантного отделения. В темноте мне показалось, что его глаза необычно огромны, но спокойны. «Что он задумал?» – мелькнула у меня мысль, но я не обернулся и ни о чем его не спросил.

      Комбат махнул рукой, и машины тронулись с места. Кто-то рядом со мной чиркнул спичкой, прикуривая сигарету. Опершись спиной о подъем башни и положив ноги на крышку люка, подчеркивая своей позой презрение к опасностям, полулежал Киреев.

      – Повоюем, товарищ старший лейтенант! – крикнул он, протягивая мне пачку «Ростова». – Только будьте осторожны, спиной ко мне не поворачивайтесь!

      Я наотмашь ударил ладонью по сигарете, выбив ее изо рта солдата. Малиновые искры взметнулись на ветру.

      – С дерьмом смешаю, – сказал я ему на ухо, – если с Обориным что-нибудь случится.

      Глава 7

      Эхо, застрявшее в узком коридоре между скал, сгустило грохот колонны до дрожащей пронзительной ноты. Лишь когда горы внезапно расступились и, куда хватало глаз, до самого горизонта раскинулась зеленая зона, мы услышали редкие хлопки выстрелов.

      Снизив скорость, машины свернули с шоссе на ухабистую грунтовку. Мы ехали мимо бесформенных останков построек, задевая антеннами ветви сухих деревьев. Над головой, в еще сыром, не созревшем рассветном небе плыли блеклые мазки тумана, смешанные с грязным дымом выхлопов. Все вокруг было неживым, заброшенным, давно покинутым людьми: изрезанные трещинами дувалы, высохшие кусты и деревья убогого сада, что погиб в неравной борьбе с солнцем и безводьем.

      Машина комбата остановилась, и Петровский, опережая пылевой столб, быстро опускающийся на броню, спрыгнул на землю. Размахивая руками («Глуши двигатель!»), он пошел вдоль колонны. А когда затих последний бронетранспортер, я отчетливо услышал звук боя. Он то нарастал, сливаясь в сплошную частую дробь, то редел до отдельных выстрелов, затихал на минуту и снова тарабанил, как внезапно начавшийся майский ливень.

      Я спрыгнул с бронетранспортера и, увязая ботинками в мелкой, как пудра, пыли, пошел навстречу Петровскому.

      – Разделимся на две группы, – сказал он, глядя в ту сторону, откуда раздавались выстрелы. – Выйдешь через сад к мосту, а как прорвешься на другой берег – сразу под дувалы. Я перейду речку вброд с северной стороны. По мере продвижения к центру смотри в оба, чтобы мы друг друга сгоряча не ухлопали… Что еще? Советуйся по всем вопросам с Сафаровым, он, пожалуй, самый опытный парень в роте.

      Комбат делал вид, что не замечает стоящего невдалеке от нас Оборина. Паша, прислонившись плечом к покосившемуся низкому дувалу, смотрел в сторону реки…

      Пригнувшись, мы бежали среди усохших деревьев, спотыкаясь и разбивая ботинками затвердевшие комья глины. Рядом со мной под тяжестью пулемета сопел Сафаров. Он устал, бессонная ночь вымотала этого крепкого парня. Все устали. Я оглянулся. Киреев заглатывал воздух безвольными губами и едва волочил ноги. Кепи сползла ему на лоб, почти закрыв красные, дурные глаза.

      Мертвый