Оковы равновесия. Яна Алексеева

к опорному столбу, обтянутому грубой мешковиной, и аккуратно настраивая старую гитару Артира, я вслушивалась в иные голоса.

      Принцесса, глуховатый сдавленный тенор, странно не соответствующий ее внешности, словно отпечатавшейся в памяти. Трое бардов помоложе, пара учеников и Артир, допущенные в раздавшийся в стороны круг охраны, дабы развлечь ее высочество.

      Я вслушивалась не в слова, но в интонации, в шорох ткани, в чужое дыхание. Сквозь вязь слов проступал, словно барельеф, эмоциональный диалог.

      Безнадежность, усталость.

      Уверенность, обещание.

      Удивление, надежда.

      Легкая ласка, клятва.

      Благодарность.

      Ученик мой, ты великолепен.

      Голос принцессы наливается жизнью, она тихо смеется над чьей-то шуткой, щелкает веером. Один из кавалеров, помедлив мгновение, кружит ее в изящном пируэте. И все мужчины, дружно склонив головы, молят о милости.

      Для единственного, лучшего из лучших, победителя будет великой честью принять венок из рук прекраснейшей из прекрасных, милостивой из милостивых, добрейшей из добрейших принцесс.

      С полученным ими лукавым согласием они, весело переговариваясь, расходятся, оттесняемые бряцающей железом стражей из круга избранных.

      Принцесса гаснет, словно свеча. Снова в голосе усталость, смирение, непонимание, печаль.

      Артир идет ко мне, четко печатая шаг.

      Подтянув его поближе за шнурки распущенного камзола, резким жестом оборвала оправдания и прошептала на ухо:

      – Тебе придется постараться выиграть турнир, ученик.

      Наши руки мимолетно соприкоснулись, и, придержав Артира за рукав, я заложила за потертый саржевый обшлаг записку. Сложенный вчетверо листок был вдоль и поперек исписан затейливыми комплиментами и пожеланиями, а где-то между строк затерялась просьба о встрече.

      – О да.

      – Сам выбирай музыку, это твой дебют.

      – Я уже выбрал, – тронув струны переданной ему гитары, заметил будущий бард.

      Я уловила в его голосе новые, смутно узнаваемые обертоны.

      – И какую же? – спросила задумчиво, перебирая в памяти оттенки эмоций.

      Удивленно и печально хмыкнула. Себя я ловила на таких интонациях, когда осмеливалась говорить вслух о чувствах… Себя.

      – Балладу о принцессе Инея, – выдохнул Артир напряженно.

      – Она тебе понравилась, – шепнула я в ответ, имея в виду ее высочество.

      – Да. И действительно сильна, хотя и нуждается в помощи… Мы просто обязаны, – Артир зачастил, глотая слова, – ее тьму убивают, и мне кажется, это не просто тьма, а что-то большее. Когда стоишь рядом с ней, такое чувство… – Он задумчиво цокнул языком. – Немного напоминает то, что я ощущаю рядом с дядюшкой. Солья, она правда красива, и ее надо спасать.

      Знаю. И кого ты уговариваешь, мальчишка, полный смятения и азарта? Себя или меня? Конечно, мы будем вытаскивать посвященную,