Возвращение домой. Ди Мершери

устойчивые каблуки разворачиваются, и я направляюсь в сторону передней кухни. Не собираюсь продолжать этот идиотский разговор, и пусть сам командир воздушного судна выходит в салон разбираться с пассажиром. Ведь это он, мой отец, наказал меня за угнанный «эмбраер» и заставил здесь работать. Петр Семенович таким образом обязал свою дочь выплачивать ему долг.

      Дойдя до середины салона первого класса, неожиданно понимаю, что сегодня работаю в хвостовой части самолета. Недовольно цокнув, уверенной походкой иду назад. Только бы этот сумасшедший не перехватил меня снова. На пути появляется какая-то пассажирка и пытается что-то спросить.

      «Извини, но у меня есть дела поважнее. Сегодня не твой день», – выставляю перед ней руку и прохожу мимо.

      – Теперь я уверен, что самолетный кислород вызывает топографические промахи.

      Ощущаю, как кровь разносит тепло к рукам и ногам. Мне уже совсем не холодно.

      – Пожалуй, наш диалог исчерпал себя.

      – По-моему, мы не договорили.

      Что еще ему нужно?

      – Через несколько минут мы будем раздавать еду и напитки, просьба оставаться на месте, – тараторю я, как робот.

      – Кри-сти-на, – с явным удивлением пассажир читает мой именной бейдж и даже садится ровнее.

      – Чем могу помочь?

      В авиационной школе «КиЛайн» нас учили, что нельзя грубить пассажирам, ведь это вредит репутации компании.

      Отец заставил меня пройти обучение по подготовке к лётной работе. И я до последнего утешала себя мыслью, что все это временно, что скоро он забудет дурацкую историю с угнанным «эмбраером» и оставит свою дочь в покое. Но кажется, командир воздушного судна планирует держать меня здесь долго.

      – А где же розовые волосы, Кристина? – Пассажир выдает прищур и нахальную полуулыбку.

      – Сейчас в моде такой оттенок, – показываю на свою аккуратную прическу.

      Мне пришлось вернуть волосам светлый тон. Неестественные оттенки волос в авиакомпании недопустимы.

      – Хорошо, – ухмыляется он.

      Только сейчас замечаю, какой у этого пассажира противный хриплый голос.

      – Я вот что скажу, – начинает он медленно. – Я – клиент, который всегда прав. А вы слишком грубы для такой работы. Кто вас сюда допустил?

      Посильнее вдавливаю пальцы в мягкий текстиль кресла, за которое хватаюсь, как за последнюю соломинку терпения. В нервном напряжении хочется ответить, как я считаю нужным, а не как полагается по этикету «КиЛайн». Чтоб провалились все эти правила!

      Однако нахожу силы произнести что-то нейтральное:

      – Можете написать о вашем негодовании на фирменном бланке «КиЛайн». Мы вам ответим на указанный адрес.

      – Что мне с этого бланка? Напишу, если после этого вас уволят.

      Молчу. Гель-лак вот-вот порвет текстиль. Двигатели самолета дико рычат, озвучивая мое настроение. «Ну давай, вали меня, татуированный болван».

      – Я так понимаю, ответа не будет. А что ты скажешь? Ведь нечего. Ты же героиня веселых историй, а это все, – обводит