Проект «Полая Земля». Михаил Гинзбург

заемой, пахнущей озоном и холодной сталью.

      Силуэт «Левиафана» поглощал свет редких технологических огней, установленных по периметру зоны отчуждения. Не черный – скорее, цвет пустоты между звездами, аномальный провал в текстуре ночи. Его обводы, созданные не столько для скорости, сколько для растворения в океанской толще, казались вызовом геометрии, порождением сумрачного компьютерного гения, одержимого идеей невидимости. Шум города сюда почти не долетал, заглушенный специальными барьерами и легким, но настойчивым гулом вспомогательных систем субмарины, похожим на дыхание спящего титана.

      Капитан Ари Коэн стоял на узкой, облицованной композитными панелями палубе у основания рубки. Ветер с моря, несущий фантомные запахи далеких портов и гниющей органики глубин, шевелил его коротко стриженные волосы. Он не смотрел на городские огни – радужное пятно размытых обещаний на горизонте. Его взгляд был обращен вовне, в черноту моря, туда, где начинался их путь. В его руке был зажат маленький металлический цилиндр – не сигарета, нет, курение было исключено, скорее, тактильный якорь, привычка пальцев, ищущих опору в пустоте неизвестности.

      Миссия. Слово пульсировало в висках глухим ритмом работающих насосов где-то внизу, в чреве зверя. Карты. Пожелтевшие листы с готическим шрифтом и безумными символами, извлеченные из пыльного забвения где-то в предгорьях Анд. Нацисты. Антарктида. Тибетские манускрипты. Теория Полой Земли как прикрытие для чего-то… иного. Контакт. Нечеловеческий разум. Все это звучало как сценарий дешевого фильма категории B, прочитанный пьяным конспирологом. Но карты были пугающе точны в своей земной части, той, что касалась подводных течений и рельефа дна у Земли Королевы Мод. А «Аненербе» действительно копалось в Тибете. И база в Новой Швабии – не миф. Слишком много совпадений, чтобы отмахнуться. И вот – «Левиафан», пик израильских технологий, воплощенная паранойя нации, вынужденной всегда ждать удара из тени, отправляется проверять бредни мертвых фанатиков. Или не бредни. И этот вопрос был хуже всего.

      Призрак лейтенанта Амитая мелькнул на периферии сознания – улыбающийся, молодой, за секунду до того, как отсек заполнила вода и крик. Прошлая миссия. Провал, который отчеты назвали «непредвиденными обстоятельствами», но для Коэна он навсегда остался шрамом на душе. Он не мог позволить этому повториться. Не с этим экипажем. Не с «Левиафаном». Этот стальной кит стоил как годовой бюджет небольшой страны, и дело было не только в деньгах.

      – Ари? Все системы ‘го’. Давление в норме. Периметр чист. – Голос Йоава Раза, первого помощника, прозвучал из интеркома рубки, лишенный обычного сарказма, почти механический. Йоав, со своей вечной циничной усмешкой и блестящим умом, был одним из немногих, кому Коэн доверял почти как себе. Почти. – Понял, Йоав. – Коэн сделал едва заметное движение, словно стряхивая с плеч невидимую пыль воспоминаний. – Начинаем протокол погружения. Отдать швартовы. Он не стал дожидаться подтверждения. Повернулся и шагнул к прямоугольному вырезу люка, ведущего вниз. Металлическая лестница уходила в полумрак, подсвеченный тусклыми светодиодами. Воздух внутри был другим – плотным, кондиционированным, с металлическим привкусом и едва уловимым запахом перегретой электроники. Шаги гулко отдавались в тесном пространстве. – Закрыть верхний рубочный люк, – бросил он в микрофон ларингофона, закрепленного на горле. Тяжелая крышка над головой с гидравлическим шипением пошла вниз, отсекая последний лоскут ночного неба. Щелкнули замки. Теперь они были одни. Заперты в стальной капсуле, несущей на борту оружие, способное стереть с лица земли небольшой город, и экипаж из ста двадцати душ, отправляющихся на встречу с чем-то, что не укладывалось ни в одну военную доктрину. Коэн спустился в центральный пост. Здесь царил полумрак, оживляемый лишь светом многочисленных экранов и индикаторов. Люди сидели на своих местах, их лица были сосредоточены, движения выверены. Тихий гул вентиляции и жужжание электроники создавали почти медитативный фон. – Глубина десять метров, – доложил акустик. – Идем по курсу ноль-девять-ноль. Внешних контактов нет. Только… легкий шум на сверхнизких частотах. Не идентифицирован. Вероятно, геологическая активность. Коэн кивнул, усаживаясь в командирское кресло, которое ощущалось продолжением его собственного тела. Легкий шум. Конечно. Впереди их ждал только шум. Шум льдов, шум глубины, шум безумия, вмерзшего в антарктический шельф. Он посмотрел на главный экран, где зеленоватая сетка гидролокатора рисовала картину подводного мира. Пустота. Пока пустота. «Левиафан» беззвучно скользил в темную воду, унося свои секреты и своих пленников в бездну.

      ГЛАВА 2: ПРИЗРАК В МАШИНЕ

      Время на борту «Левиафана» утратило связь с солнечным циклом, превратившись в абстрактную последовательность вахт, отмеченных лишь сменой лиц у консолей и ритуальной передачей журналов. Они плыли в разжиженном янтаре искусственного освещения, под давлением, способным расплющить сталь, где-то в абиссальных равнинах Южной Атлантики. Мир поверхности – с его ветрами, облаками и политическими дрязгами – казался мифом, древней легендой. Капитан Ари Коэн инициировал протокол глубоководного испытания. Предельная глубина. Проверка обшивки на микротрещины, калибровка сенсоров, стресс-тест для экипажа.