Мрачный Взвод. Моровое поветрие. Рита Хоффман

статен, богат, в царские палаты вхож. Могли разве мои родители отказать такому жениху?

      – Так ты не сразу полюбила его?

      – Не сразу, – призналась матушка. – Сперва казался он мне смурным, неприступным, я все больше молчала в его присутствии, боялась разозлить. Потом поняла, что колотить он меня не станет, стало спокойнее.

      – Пусть бы только попробовал, – прорычал Станислав.

      – Не такой уж он дурной человек, как ты думаешь.

      – Много ли ума надо, чтобы жену не колотить!

      – Сам знаешь, людям, обладающим властью, что угодно взбрести в голову может.

      – Например, с колдушкой постель делить.

      Холодным стал взгляд матери, вздохнула она, головой покачала:

      – Не можешь ты просто забыть об этом, да?

      – У меня не такая короткая память, как у тебя, – огрызнулся Станислав.

      – Вот женишься, поймешь, что когда жена…

      – Коль женюсь, никогда не посмотрю на другую женщину! – взвился он. – Такую рану любимой нанести может только скотина последняя!

      – Скотом отца родного назвал? И не стыдно тебе?

      – Ни капли.

      – Молод ты, горяч, веришь еще, что любовь – чувство вечное, но не так это, сын, – с печалью в голосе сказала матушка. – Вокруг красавицы будут только множиться, а жена твоя увядать станет с каждым прожитым годом. А коль родит, и того быстрее. Проходит любовь, Станислав, век ее короток.

      – Не за лицо красивое жену любить надо! Красавиц полно, выйди на улицу, погляди! В Яриловом граде девицы одна другой краше, но разве повод это доверие предавать? Что ж мы, животные, чтобы ложиться с каждой?

      Поднявшись, матушка приблизилась к Станиславу, обхватила его лицо ладонями и тихо сказала:

      – Таких красивых сердец, как твое, никогда я не видела. Сбереги это пламя, сынок, не трать его на пустые склоки. Что сделано, то сделано. Да, предал меня Доброгнев, но обида долгая душу уродует. Прощаю я его, искренне, и ты прости.

      – Не стану, – буркнул Станислав.

      – Тогда хотя бы на меня не гневись.

      – Люблю я тебя, матушка, и болит у меня в груди, когда вижу, как ты этому…

      – Станислав, – мягко перебила она.

      – …как ты Доброгневу все с рук спускаешь.

      – Околдовала его девица, сам ведь видел, темным путем она шла. – Матушка обняла Станислава, положила голову ему на грудь. – Не может человек сопротивляться заговорам и силе неведомой, вот и попался твой батюшка на крючок.

      Спорить можно было бесконечно – не слышала его матушка, отказывалась внимать доводам разума. Либо и впрямь так Доброгнева любила, либо смирилась со своей судьбой и решила просто ей не противиться.

      – Праздник будет, – сказал Станислав, – в честь нового царя.

      – Людям не помешает от горестей отвлечься, что правда, то правда, – откликнулась матушка.

      – Правильно ли это? Пока народ от хвори страдает, мы им плясать предлагаем.

      – Всегда были хвори, всегда были смерти,