Anamnesis mali. История беды. Александр Мишкин

несмотря на драматизм обстановки, захихикали. Гадёныч побагровел и начал плеваться слюной:

      – Пал Палыч, не до ваших штучек сейчас! Состоялся консилиум: у этой больной – инфаркт и кардиогенный шок. Забирайте её к себе. Я поднимусь позже и проверю назначения.

      За моей спиной тихо хмыкнул Петрович. Гадёныч разбирался в неотложной кардиологии немногим лучше, чем я – в древнекитайской грамматике.

      – С вашего позволения, Алексей Кадинович, я осмотрю пациентку, прежде чем принимать решение о переводе, – с ледяной вежливостью сообщил я начальству и, обойдя его, присел на стул рядом с предметом обсуждения.

      Так. Женщина, лет сорока – сорока пяти. Уже зацепка: дамы в этом возрасте, как правило, инфарктами не болеют. Бывают, конечно исключения, но уж так редко…

      – Так что случилось? – поинтересовался я.

      Вперёд выступил хирург и начал вещать:

      – Больная Семёнова, сорока двух лет, третьи сутки после операции холецистэктомии. Послеоперационный период протекал без осложнений. Сегодня, около тридцати минут назад, почувствовала себя плохо: появился озноб, крупный холодный пот, похолодели конечности, возникло неприятное ощущение за грудиной. Чуть позже – присоединились судорожные подёргивания конечностей и психомоторное возбуждение. Около десяти минут назад потеряла сознание.

      – Давление?

      – Шестьдесят. Нижнее не определяется. Записали кардиограмму. Вот, – коллега протянул мне бумажную ленту.

      Я быстро просмотрел её. Разумеется, ничего.

      – Кто поставил диагноз: «инфаркт»?

      – А что же это ещё, по-вашему?! – возмутился Гадёныч.

      Ясно. Вопрос снимается. Начмед наш мнит себя гениальным диагностом и лепит инфаркт миокарда в любом неясном клиническом случае.

      Что касается несчастной Семёновой, сорока двух лет, то у меня на её счёт стали вырисовываться совсем другие подозрения. Крупный холодный пот, психомоторное возбуждение перед потерей сознания, стремительность этой самой потери…

      Я осторожно пощупал через закрытые веки глазные яблоки пациентки: ну, так и есть, твёрдые – будто каменные! Перевёл взгляд на капельницу, из которой что-то исправно вливалось в г-жу Семёнову:

      – Что капается?

      – Глюкоза с инсулином и панангин, – с готовностью ответила сестра.

      Мои подозрения перешли в почти уверенность:

      – Сколько инсулина?

      – Шесть единиц!

      – Чем набирали? – задал я коварный вопрос молоденькой сестричке.

      – Ну… как чем? Шприцем! – удивилась та.

      – Покажите, каким и как! – потребовал я.

      – То есть? – бровки подпрыгнули под самый колпак.

      – Возьмите шприц, такой же, каким вы набирали инсулин, и покажите, как именно набирали, – медленно и внятно объяснил я задачу.

      Сестра вопросительно посмотрела на своего заведующего.

      – Давай-давай! – подбодрил тот её.

      Девушка