О серьёзном и курьёзном. повести и рассказы. Наталья Михайловна Семёнова

и не винила. Написав вышеупомянутые мемуары, она продолжала любить Петю и хранить ему верность.

      Есть женщины, для которых супружеская верность – нечто вроде халата или шлепанцев, которыми пользуются только дома. А за порогом эти дамы не чураются «левых» плотских утех, отчего якобы крепчает их любовь к мужьям.

      – Интрижка на стороне, – сказала мне одна авантюристка от любви, – придаёт остроту супружеским отношениям, как специи постному супу.

      На этом фоне красивая и одинокая моя подружка, отгородившись от кавалеров бронёй целомудрия, выглядела белой вороной.

      – Дурища ты набитая! – однажды грубо сказала я ей. – Опомнись! Глазом не успеешь моргнуть, как молодость пройдет. А у тебя ни мужа, ни детей, ни даже любовника. Останешься одна, кругом одна.

      Чтобы взволновать кровь, распалить воображение подружки, и тем самым подтолкнуть к поиску спутника жизни, я красочно описывала ей свои постельные сцены с мужем. Послушать меня, так мы еженощно сгорали в вулкане страстей, хотя это происходило не так часто, и полыхала, как Везувий, только я. Вася, подобно костерку из сыроватых поленьев, разгорался постепенно и, на мгновение ярко вспыхнув, угасал окончательно. Со временем мы достигли гармонии в интимных отношениях, а пока что свой рассказ я дополнила информацией из книги немецкого сексолога (эту потрёпанную книжечку я купила в магазине букинистики).

      Подружка слушала меня с огромным интересом, разрумянившись, сверкая глазами, иногда роняя восторженные фразы: «Обалдеть!», «Восхитительно!», «С ума сойти!». Но только я умолкаю, как она говорит с пафосом:

      – И я с Петей могла бы познать такое наслаждение. Бог даст, он ко мне вернется. А не вернется… Что ж, буду нести крест пожизненного одиночества. Безропотно и беспечально. Я уже счастлива тем, что люблю его.

      Шли годы. Мои родители переехали жить в город, к бабушке. Коленька, старший из моих (уже троих) детей оканчивал школу, а Галка всё оставалась одинокой и целомудренной.

      – Как все-таки непостоянна любовь мужчины, – однажды сказала она. – Её и любовью не назовешь. Сколько их, соколиков, кружило вокруг меня за эти годы, а как поймут, что я крепкий орешек, так сразу в сторону. Разбежались мои женишки, обзавелись семьями, – в ее голосе, кроме иронии, мне почудилась досада. – Ну, да мне все равно. Если я решила быть однолюбкой, останусь такой до смерти.

      Последняя фраза меня удивила: однолюбами бывают в силу особого эмоционального и душевного состояния, но никак не из принципа.

      Это были 90-е годы… Наш колхоз-миллионер разваливался, как семья, хозяин которой – прежде толковый и рачительный – запил-загулял, пуская на ветер всё, десятилетиями в поте лица нажитое. Появлялись и рушились фермерские хозяйства, растаскивались или ржавели трактора, сеялки, бороны, инвентарь, коммуникации. Молодежь покидала родные места. Прекрасная кирпичная школа, построенная перед самым развалом Страны, пустовала на добрую