Дзен в стиле дзинь. Венера Петрова

Это – Ангелина.

      – Что опять?

      – Беда.

      – Я сама беда.

      – Из дому выгоняют.

      Этого ещё не хватало, на постой что ли просится?

      – В лохотрон попали. Пусти на ночлег.

      – Ну, приезжай.

      – Скоро будем.

      – Будем? С кем?

      – Как с кем? С дочерью, конечно.

      – Никаких дочек и точка. Тут не приют, не ночлежка.

      – Ну, что ты говоришь? Я что, родную дочь на улице оставлю?

      – Нашли дуру, обзывает, посылает, ещё вещи вынесет.

      – Может, и я воровка?

      – Хочешь сказать, что дочка не ворует? Сама же плакалась, что у тебя же и тырит деньги.

      – Хотя бы на одну ночь…

      – Ладно, твоя взяла.

      Уж лучше они, чем эта гробовая тишина и игра в молчанку.

      Дзинь-дзинь! Как они достали! И во сне, и наяву, Арбыкины, мать их. Кому в голову пришла сия гениальная идея – положить в гроб телефон? Ей-то зачем звонить, лучше сразу в спасательную службу или в скорую, вдруг воскресят мёртвого. Она, если и решала, то только на этом свете. На том свете блата у неё нет.

      Дзинь-дзинь! Как можно доставать с того света? Дзинь-дзинь! Расчёт на то, что скоро зарядка закончится. Стоп! Откуда Арбыкин-малдший знает Люсин номер? Дзинь-дзинь! Кому довериться? Некому. Весть о том, что у Люции Николаевны маразм, обрадует всех без исключения в МВД. Дзинь-дзинь! Что-то этой дуры с шалавой-дочкой долго нет. Дзинь-дзинь! Достали! Вот сдохнет сама и догонит.

      Дзинь! СМС! «Я скоро буду. Арбыкин». Б@ядь! Пуская приходит, посмотрим – кто кого. Живого Арбыкина-младшего в тюрьму посадила. Мёртвого только некуда девать, раз в гробу не лежится. Сука! Вдруг он не умер вовсе? Мстить, так до конца. Она никому не скажет об его звонках. Тогда не вытащат из могилы. Ха, ха! Хотя, если бы жить хотел, звонил бы точно не ей.

      Дзинь-дзинь! Как это, он не умер? Его же в морге держали. Там же не дураки работают. Или не заметили, не отличили живого от мёртвого, будучи пьяными, что не удивительно.

      Тут зазвонил домофон. Наконец-то, эти явились в качестве наименьшего зла. Дзинь-дзинь!

      – Звони, не звони, Арбыкин, твоя песенка спета.

      Нет вечного заряда, всё скоро закончится.

      – Вот и мы! – Ангелина с Нарисованным Глазом, то есть, дочкой.

      – Заходите, чего уж там.

      – Подожди, мы ещё вещи занесём.

      – Какие ещё вещи?

      – Наши вещи. Не оставлять же их на улице. Пусть у тебя будут пока.

      – Была у меня квартира, стала хатой, потом и вовсе складом или камерой хранения.

      – Потерпи несколько дней.

      – Твоя взяла.

      Вечер обещает быть томным. Нарисованный Глаз лежит тихо, с телефоном, естественно. Мать же суетится, рассказывает со смаком о том, как было, как они докатились до такой жизни. Люции охота о своей беде рассказать, да Ангелина не даст и слова вставить. Впору начать игру «Чья беда круче». Хотя при её оторве-дочери, которая Нарисованный Глаз, говорить явно не следует, особенно вставлять байки с признаками мистики. Обхохочется.

      Ума палата усралась из-за какого-то телефона. Всё у неё было ровно, пока не задела говно в лице Арбыкина-младшего.