Соль партизанской земли. Владимир Павлов

потому, что в моем положении попросту не было иного выхода. Но, скорей всего, потому, что вся ее открытая внешность, голос, слова располагали к доверию. Что бы там ни было, я поведал ей всю свою историю. О том, что родом из Москвы, о том, как воевал в бригаде и как переправлялся через Днепр. И даже пистолет ей показал.

      Фекла Васильевна-младшая выслушала меня внимательно, не перебивая.

      – Так ты, значит, думаешь через фронт? – спросила она, когда я кончил.

      – Через фронт ли, в партизаны – мне все равно…

      – Добре, – сказала она, вставая и принимаясь стелить постель. – Ложись-ка спать.

      – Но вы обещали… – начал было я.

      – Ложись, ложись! Утро вечера мудренее!..

      Ночью меня разбудил какой-то неясный шум. Открыл глаза – за столом, освещенные тусклым светом самодельного каганца, сидели трое вооруженных людей в штатском. Откуда мне было знать, что в тот раз на чердаке хаты Феклы Васильевны-младшей дневали партизанские разведчики? И что весь наш разговор они слышали от слова до слова.

      – Крепко же ты спишь! – улыбаясь, сказал один из разведчиков, могучий дядя, заросший жесткой щетиной. – Мы уж будить собирались… Одевайся, брат, присаживайся. Дело есть! Давай знакомиться – Николай.

      Командиром и одним из организаторов Злынковского районного партизанского отряда, в который я попал, был директор Софиевского спиртзавода Петр Андреевич Марков.

      Вот как сложилась его партизанская судьба.

      …Марков вышел на улицу и остановился, прижмурив глаза от яркого августовского солнца. Кто-то окликнул:

      – Петр Андреич!

      Обернулся. Среди людей, толпившихся у входа в райком партии, увидел знакомое лицо Кузьмы Зайцева, кивнул.

      Зайцев подошел поближе, спросил вполголоса;

      – Ну что там? Зачем вызывали? Марков пожал плечами.

      – Тебя тоже?

      – Ага ж!

      – Ну так там и узнаешь… Время военное.

      Внутри старенького деревянного с резными наличниками домика райкома хлопнула дверь. Чей-то усталый, с хрипотцой голос крикнул:

      – Зайцев!

      Кузьма торопливо одернул поношенный пиджачок.

      – Ты меня обожди, Андреич. Я мигом!

      Марков присел на ступеньку крыльца, закурил. Мимо по улице пылили толпы беженцев. Уныло скрипели повозки. Шагали обочинами люди, сгибаясь под тяжестью заплечных мешков. Ржали кони. Мычал скот. Плакали дети.

      Уже не первый день видел Петр Андреевич этот нескончаемый поток. Но сегодня его вид показался особенно тягостным. Задумался Марков: «И моим завтра придется вот так же двигать на Восток»… И сейчас же мысли перескочили на другое: «Вот, значит, почему не отпускали на фронт!» Сколько раз он приходил в военкомат: «В чем причина? Как-никак имею звание старшего политрука…» – «Не положено вплоть до расформирования истребительного батальона», – отвечали ему. «А почему других из нашего батальона призываете?» – «Ты комиссар». – «Комиссары тоже на фронте нужны!» – «Все равно не положено»…

      Не положено…