Соль партизанской земли. Владимир Павлов

не случится. И вдруг, на тебе! Какая-то малярия!

      К середине дня Зверева затрясло. Он опустил крылья пилотки на уши, поднял воротник гимнастерки, хотя день был теплым. Лицо его побледнело, приобрело нездоровый желтый оттенок, на губах появилась синева, зубы выбивали дробь. Я взял у него вещмешок и плащ-палатку. Но и налегке он не мог идти. Мы остановились. Сжавшись в зернышко, зажав руки между колен, Зверев старался унять бившую его дрожь. Потом вытянулся, лоб его покрылся жарким потом, у него начался бред. Мы стояли рядом, не зная, чем помочь. К вечеру приступ прошел, и Дема уснул. Волей-неволей нам тоже пришлось остаться на месте. Но следующий день не принес облегчения: Зверев так ослаб, что не мог ступить и шагу.

      – Мне б на печь, согреться, – тихо проговорил он. Неподалеку виднелось село. В этом селе мы оставили Зверева, как он того просил, у каких-то добрых людей, взявшихся вылечить бойца.

      Некоторое время глухими проселками, избегая больших дорог, мы двигались, направляясь к Киеву, где, как рассказывали, продолжались бои. Но однажды расстались: мой спутник приглянулся молодой вдовушке – солдатке в попутном селе, в которое мы завернули поесть. Вместо обычной картошки, вдовушка устроила нам целый пир: нажарила яичницы с салом, угостила наваристым борщом, нарезала колбасы, раздобыла самогонки, которой я до того еще не пробовал.

      – Остался бы ты у меня, хлопче, – ворковала она, усиленно подливая в стакан моего спутника и прижимаясь полной грудью к его плечу. – Без мужика в доме, – сам знаешь, каково одной горе мыкать. Поможешь хлеб с поля вывезти, травки накосишь. А у меня и кабанчик есть и коровка непоганая… Перезимуешь, а там видно будет!

      – Ну, как? – спросил мой спутник, отводя взгляд.

      – Сам думай… – отозвался я, видя, сколь велико искушение. – Так остаешься? Он молча кивнул.

      – Вы не обижайтесь, – подхватила вдовушка. – А я уж вам хлебца дам на дорогу, сальца заверну…

      Я не дослушал, вышел, не прощаясь. А что мне еще оставалось делать? Накануне выяснилось, что к Киеву идти незачем – встречный люд, который в оккупированных районах заменял газеты и радио, донес последнюю нерадостную весть: в город вступили гитлеровцы.

      Как быть? Воевать в одиночку? Но что я могу сделать с единственным пистолетом? Эх, отыскать бы партизан! Да где ж их найдешь? Пораскинув умом, я решил все-таки идти на северо-восток, к Брянску. По слухам, там еще держался фронт. Но если слухи эти и неверны – в Брянских лесах непременно есть партизаны!

      Я выменял в селе свой комбинезон на ватник, который надел поверх гимнастерки, к ватнику пришил внутренний карман для пистолета и двинулся в путь.

      Теперь идти стало трудней – в селах появилась полиция. Гитлеровские коменданты усиленно вербовали в нее всяких подонков: уголовников, «бывших людей», имеющих собственные счеты с советской властью и просто людишек с мелкими душонками, которые уверовали в непобедимость фашистской армии и торопились занять теплое местечко при «новом порядке».

      Первого новоиспеченного