уже не могла. И пусть так же ведь еще работало и «раздвоение личности», как еще и «биполярное расстройство», но и довольно-таки часто скрытно. Здесь же и со всем этим София ничего не скрывала, и пусть же еще и как минимум, но и уже и пока же что лишь от себя, пребывая же еще так же пока не в лучшей обстановке, как и таком же окружении – практически что и всегда да и чего уж там: повсеместно. Равно как и закрываясь же, уходя и в себя от всех и всего. Но и не закрываясь и не уходя же, конечно, и от нее, как и ее же саму не закрывая и не уводя от себя и не в себя. Лишь пребывая в какой-то момент и в это же самое время на фоне собственной же жизни, не участвуя же в ней никак. А только следя и наблюдая за ней и блюдя же ее саму со стороны – будто и из партера или какого-то другого балкона, но и все еще театра. Как и сейчас же все, к примеру. Когда она просто и сразу не могла найти покой снаружи и не могла же обрести его так же легко и внутри, но и зато могла и находила, обретала его вот в такой своеобразной золотой середине. Будто бы и неожиданно вспомнив детство и придумав такого же воображаемого друга-подругу, так еще и не будто бы да и уже на современный лад-манер в виде себя же. В виде же и почти что – ведь и чуть более смелее, как и строже. Тверже и статней. И не себя же саму, по итогу. Какую-то и кардинально противоположную личность. Со своими же еще чертами, но и уже ее же лица. И как апофеоз же всему, перенеся в нее еще как и все же лучшее, чего не было как раз таки и в ней же самой, так и все же худшее, чего в ней вдруг и стало, а там, может быть, еще и было, но и только же сейчас глобально же и проснулось, как и с самим же детством, что так и до конца же не забылось, навалом, а именно же и поболее всего того, в виде и все той же возможной, как и не: тьмы с демонической же энергией «тату». И все тех же ведь нитей-сплетений ДНК с каждым разом все больше и больше напоминающих лианы с какими-то мутно-размытыми и высушенными: то ли уже и листами, а то ли и еще цветами. Ко всему же еще и переодевая же ее в полное же несоответствие с собой, и как сейчас же, во все черное: майку и шорты. Тем самым будто бы и опять же деля себя же саму на два, представая как бы и при этом полноценным ангелом, в свою же очередь и напротив видя лишь и полноценного демона. Ей так хотелось думать и представлять, во всяком же случае. Как и так же ведь понимать и воспринимать. На деле же и таким вот образом – лишь пряча и притупляя свою же тьму еще и в себе, выводя же скорее и обостряя напротив и тьму Розы. Доводя буквально же ее тем самым и до абсолюта вне себя, как и любое же пламя вдруг и изъятое из замкнутого пространства на открытый воздух, тут же и возвращая ее же, но уже и не в свою оболочку. Ведь и имя же ей придумать София пока не могла. Да и не хотела, если уж до конца и нечестно. Представляя же это как присвоение клички собаке: «дал – и она твоя». Без права голоса, желаний и мечт. Да и самой – своей жизни. Ей не хотелось так. Не хотелось и подчинять ее, как и присваивать. Хотелось же, наоборот, чтобы она была: своя собственная. Без имени, но и собственная. Имея же «при