Черная Принцесса: История Розы. AnaVi

же, еще и черным шкафом! Да и сами же белые стены, чего уж там, не спасали, нескромно и не намекая на главенство же только лишь и определенного цвета здесь. Да и не только здесь – везде и по всем же на момент. По крайней мере, и ему так казалось. Как и то, что кто-то явно специально забрал все белые полосы из его и его же семьи жизни. Как и из семей, так или иначе связанных с ним и подчиняющихся же ему. Собственно, как и от одной из которых он именно таким и сейчас же сюда вернулся. Дошел, да, доплелся, а будет и еще точнее сказать – дополз и вполз. Так и не отойдя же еще пока от двери. Трясясь уже, и не как ранее же еще только подтрясывая, всей душой. И изнутри. И всем телом же еще и снаружи.

      Но и кто же мог и действительно знал, что его желание узнать правду и поговорить с Розой лично обернется таким хаосом и такой же катастрофой! Для его же и все же еще существующего пусть уже и не живущего прекрасного мира из грез. Что-то из разряда же тех же самых розовых очков Ника. И пусть же не впервые он не верил своему среднему сыну, отдавая предпочтение не другим, а изначально же проверке, как и уж точно перед самим же доверием, но точно впервые же настолько сильно, чтобы пойти и самому убедиться: либо в его правоте, либо во вранье. Даже в той же гиперболизации, как говорил тот же все Никита. И сокрушался же сейчас как никогда на этот счет, да как и любой родитель. Должный же вроде как не только верить, но и доверять пусть и авансом, пусть неоправданно и зря, что и станет известно же, конечно, только после, либо и не зря и вполне оправданно. Но! Априори. Верить и доверять. Как и надеяться на лучшее, собственно. И сокрушился же ведь еще больше, когда увидел все и своими глазами. Все, чему не верил. Да и не только же это. Но и когда не верить не только разумом, но и сердцем было уже просто невозможно, ведь тогда – изменять своим же глазам. Которым, в свою же очередь, не верить было бы уже просто нереально. Ведь если в первом случае еще можно было как-то придумать и соврать, пропустив через свою призму и под нужным себе же углом преломления, то во втором – факт. И он же – налицо. И он же был никак нерадостен. Как и мужчина же сам не рад. Но вот только и чему больше: тому, что зря сомневался и все-таки узнал, как и оправдал его в своих же неверящих отцовских глазах или тому, что увидел и по итогу? И вот она ирония – опять же своим, отцовским взглядом! Врагу ведь не пожелаешь, да и что уж там – другу самому же и свою же дочь нести со сбитым и буквально выбитым дыханием. Без сознания. И всю же в крови. В разодранной и грязной одежде. Такой же и обуви. И на своих же все руках. Неся-волоча же параллельно и себя же самого своими же уже ногами. По серому бетону ступенек. До пятого бело-зеленого этажа. Но как будто бы и вдруг же ставшего в цвет лестницы. Как и весь же подъезд. Как и весь его же мир – вокруг и внутри него. Потерявшие и утратившие враз все краски и детали – полностью. Вместе с какой-либо и мотивацией хоть к чему-то, как и в его же случае. К чему-то же и помимо. И к кому-то, кроме нее же самой. Забыл ведь о себе. И о своем же летном опыте. Пусть и незаконном – открыто. Но и при отсутствии зевак же вокруг