Командор Кощей. Книга первая. Роман Борин

сбора всякого старья, нежели для того, чтобы в ней жить. Однако то, что он вначале принял за большую каменную печку, оказалось шкафом, забитым разными каменьями, фигурками из дерева, какими-то кувшинчиками-вазочками, пучками трав и веток, коробочками и шкатулками. Ни паутины, ни пыли, ни лопаты, которой, якобы, Яга сажает в печку пироги с «дитятами» – как ни глядел вокруг себя Иванас, ничего из этого не обнаружил. Правда, в углу у входа в горницу заметил он какую-то кадушку. Но чистота вокруг неё была такая же, как и повсюду в доме.

      «Ничего интересного. Пара старых табуреток, топчан у стены, застеленный одеялами, у окошка уютный столик для двоих. На чём она готовит – ума не приложу», – подумал Иванасий, ощущая в теле приятную истому. Давно он не входил в обычное жилище.

      – И не зыркай глазюками-то – никакой печки у меня в горнице нет, – Яга словно прочла его мысли. – Я вообще скромно живу, питаюсь подножным кормом, редко что готовлю. Разве что съем кого-нибудь случайно забредшего, вроде тебя.

      Иванасий сразу понял, что хозяйка просто подкалывает его за людские выдумки о любви бабы Яги к человеческому мясу.

      – А печка-то у меня в сенцах, – деловито продолжила Яга, ставя в угол рядом с кадкой свою клюшку и сбрасывая с ног чувяки. – Ух, притомилась, ноги ажник набухли. Токмо печка моя – не чета той, что в разных сказках описывается. Это вы, людишки, такие печки по домам себе складываете. Чаю я, их ещё долгонько будут ставить по избам, сотнями веков. И от Отрантурии прах один останется, а печки энти всё в чести у народа будут.

      – Где это они тогда останутся, ежели Отрантурия сгинет с лица земли-матушки, – машинально спросил Иванасий, думая на самом деле лишь о том, как бы чего в рот взять да поскорее простой водицы напиться.

      – Ты давай присаживайся, чего встал, как истукан. Я пойду приготовлю чего-нибудь на скорую руку, – сунув ноги во что-то похожее на плетёные из лыка домашники (так назывались в Отрантурии тапочки, в которых полагалось ходить только по дому), бабка заторопилась в сенцы.

      «Тепло у неё тут, уютно, – подумал Иванасий, сбрасывая на пол с плеч котомку и бухаясь на примостившуюся у оконца табуретку. – Надо же, на воле недавно вроде бы жара была, а как солнце закатилось – свежо стало, даже слишком».

      Осмотрел Иванасий горницу получше – ничего примечательного, разве что светильник волшебный, как, впрочем, и весь свет в доме Яги – холодный свет, о котором в Отрантурии давно слагают легенды. Хотя, вспомнилось вдруг Иванасию, говорили, будто этот холодный свет в далёкие-предалёкие времена был в каждом доме. Он и сейчас есть у кое-кого, например у королевичей. У королевичей вообще много чудной старины сохранилось – на то они и королевичи. А тута вон пол вроде обычный, дощатый. Хотя и гладкий какой-то уж слишком. Да и стены – бревно бревном, а что-то не так, какое-то не такое бревно. Да и дверь снаружи – как будто ссохлась, растрескалась от старости, однако отворяется почти без скрипа.

      Раздумывая,