Тьма, Огонь и Пепел. Антон S.A

хаоса, возникла она силуэт, проступивший из дыма, как мираж, рожденный жаждой. Женщина-орк. Ее кожа, цвета вулканической бронзы, переливалась в свете незримого пламени, будто под ней текли реки расплавленного металла. Длинные ноги, иссеченные шрамами-узорами, словно карта забытых битв, вели к бедрам, мощным и округлым, как холмы Пепельных Пустошей. Между ними – темная полоса плоти, скрытая тенями, двигавшимися сами по себе, будто живые. Живот, плоский и жесткий, как щит воина, поднимался к груди, где тяжелые, полные груди с сосками цвета обсидиана дышали в такт шагам. Ее руки, сильные и изящные, с пальцами, украшенными кольцами из когтей, приглашали. Лицо – резкое, с высокими скулами, губами, как раны от клинков, и глазами, горящими желтым огнем, – обрамляли волосы, сплетенные из дыма и пепла, струившиеся до поясницы.

      – Ты устал, Пожиратель Пепла, – ее голос был глухим рокотом, как землетрясение под кожей. – Здесь можно отдохнуть.

      Она провела ногтем по своему ребру, и плоть расступилась, обнажив подобие входа – дверь в плоть, в тепло, в забытье. Грак’зул почувствовал, как череп в его руке дрогнул, а нож с ребристой рукоятью заныл, будто предупреждая. Но тело уже отвечало на зов. Они сошлись в танце, где не было места нежности. Ее пальцы впились в его спину, оставляя кровавые руны, ее рот прижался к его шее, зубы сдавили горло, не разрывая кожи. Ее бедра обвили его, как удавы, плоть к плоти, жар к жару. Даже воздух вокруг них плавился, превращаясь в марево, где границы тел стирались. Но в этом соединении было не страсть – голод.

      – Отдайся, – прошептала она, и ее голос стал множественным, эхом из тысячи глоток. – Я дам то, что ты ищешь.

      Ее кожа начала меняться. Шрамы раскрылись, став ртами, шепчущими обманы. Волосы из дыма превратились в щупальца, обвивающие его руки. Глаза провалились вглубь, став бездонными колодцами, из которых полезли личинки с человечьими лицами. Суккуб, притворившийся плотью, чтобы выпить душу.

      Но Грак’зул засмеялся. Его рука, все еще сжимающая нож, вонзилась ей в бок. Лезвие из тьмы вспыхнуло, и суккуб взвыл – звук, от которого треснули стены Бездны.

      – Ты ошиблась, тварь, – проревел орк, вырывая клинок. – Я уже принадлежу огню.

      Ее тело распалось, как пепел, смешавшись с вихрем Бездны. На мгновение в воздухе остался лишь звон – смех или плач, – а потом все стихло. Грак’зул стоял, дрожа от ярости и боли. Нож в его руке теперь светился тусклым багрянцем, а череп, привязанный к поясу, шептал что-то на языке древних вулканов. Впереди, сквозь рассеивающийся дым, проступили очертания Врат Изъеденных Правдой – арки из сплавленных костей, за которой ждало не то, что могло быть названо. Орк плюнул в пепел, что когда-то был суккубом, и шагнул дальше. Ему не нужны были ловушки. Он сам стал ловушкой для всего, что осмелится встать на его пути. Врата Изъеденных Правдой возвышались, как оскал гигантского зверя, чьи клыки сплелись в арку из желтоватых костей, покрытых язвами. Каждая кость была испещрена письменами – не