Бесогон. Россия между прошлым и будущим. Никита Михалков

последний бурхан;

      Загоралась звезда одиноко,

      На восток уходил караван.

      А мы пили и больше молчали

      У костра при неверном огне,

      Нам казалось, что нас вспоминали

      И жалели в далёкой стране,

      Нам казалось: звенели мониста

      За палаткой, где было темно…

      И мы звали тогда гармониста

      И полней наливали вино.

      Он играл нам, – простой итальянец,

      Что теперь мы забыты судьбой

      И что каждый из нас иностранец,

      Но навеки друг другу родной,

      И никто нас уже не жалеет,

      И родная страна далека,

      И тоску нашу ветер развеет,

      Как развеял вчера облака,

      И у каждого путь одинаков

      В этом выжженном Богом краю:

      Беззаботная жизнь бивуаков,

      Бесшабашная гибель в бою.

      И мы с жизнью прощались заранее

      И Господь все грехи нам прощал…

      Так играть, как играл Фабиани,

      В Легионе никто не играл.

      1940–1945

      А вот ещё стихотворение Николая Туроверо- ва из цикла «Легион» – много говорящее, чувственное, полное эротичности, хотя об эротике – нет ни слова.

* * *

      Она стояла у колодца,

      Смотрела молча на меня,

      Ждала, пока мой конь напьётся,

      Потом погладила коня;

      Дала ему каких-то зёрен

      (Я видел только блеск колец),

      И стал послушен и покорен

      Мой варварийский жеребец.

      Что мне до этой бедуинки,

      Её пустынной красоты?

      Она дала мне из корзинки

      Понюхать смятые цветы.

      О, этот жест простой и ловкий!

      Я помню горечь на устах,

      Да синеву татуировки

      На тёмно-бронзовых ногах.

      1940–1945

      Всё здесь есть. Всё! И ничего – впрямую!

      Мы понимаем, как и где можно увидеть «синеву татуировки на тёмно-бронзовых ногах». И это – «Дала ему каких-то зёрен//(Я видел только блеск колец)». Такой мужской, хищный и в то же время пресытившийся взгляд. Понимание того, что всё это – твоё. Тебе не нужно добиваться, не нужно завоёвывать. Это – твоё.

      Абсолютно всё в поэзии Туроверова связано с состоянием души.

      И ещё. О драматургии Николая Туроверова. Я не имею в виду пьесы. Он пьес не писал. Я говорю о внутренней драматургии его стихотворения. Посмотрите, как одной фразой он поднимает невероятно эмоциональный и чувственный вопрос, который тут же запечатлевает время, выражает трагедию момента. А ведь начиналось всё как обычно, как «простое» лирическое стихотворение:

* * *

      Я знаю, не будет иначе.

      Всему свой черёд и пора.

      Не вскрикнет никто, не заплачет,

      Когда постучусь у двора.

      Чужая на выгоне хата,

      Бурьян на упавшем плетне,

      Да отблеск степного заката,

      Застывший в убогом окне.

      И скажет негромко и сухо,

      Что здесь мне нельзя ночевать

      В лохмотьях босая старуха,

      Меня не узнавшая мать.

      1930

      Абсолютно всё в поэзии Туроверова