Бесогон. Россия между прошлым и будущим. Никита Михалков

год – прощай, Россия!

      1920

* * *

      Уходили мы из Крыма

      Среди дыма и огня.

      Я с кормы всё время мимо

      В своего стрелял коня.

      А он плыл, изнемогая,

      За высокою кормой,

      Всё не веря, всё не зная,

      Что прощается со мной.

      Сколько раз одной могилы

      Ожидали мы в бою.

      Конь всё плыл, теряя силы,

      Веря в преданность мою.

      Мой денщик стрелял не мимо —

      Покраснела чуть вода…

      Уходящий берег Крыма

      Я запомнил навсегда.

      1940

      Исход…

      Это было страшно, больно и унизительно. Вот так вот – на переполненных кораблях вместе с гражданскими, штатскими, чиновниками – плечом к плечу, спина к спине, лицом к лицу… На кренящихся на бок посудинах уходить куда глаза глядят, забрав с собой: «две рубашки и носовой платок». Такой исход – для офицера, для казака – насколько это мучительно, унизительно, страшно…

      Именно это ощущение возникает, когда читаешь потрясающие стихи Туроверова.

* * *

      Помню горечь солёного ветра,

      Перегруженный крен корабля;

      Полосою синего фетра

      Уходила в тумане земля;

      Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,

      Ни протянутых к берегу рук, —

      Тишина переполненных палуб

      Напряглась, как натянутый лук,

      Напряглась и такою осталась

      Тетива наших душ навсегда.

      Чёрной пропастью мне показалась

      За бортом голубая вода.

      И, прощаясь с Россией навеки,

      Я постиг, я запомнил навек

      Неподвижность толпы на спардеке,

      Эти слёзы у дрогнувших век.

      1926

      «Тишина переполненных палуб»…

      Сравните это с лёгкими, бегущими волнами за белым пароходом на Волге в мирное время: солнечный день, дети, матроски, лёгкие платья, кружевные зонтики, блаженная праздность; лицо, подставленное солнцу… А здесь – гнетущая тишина, люди, стоящие не шевелясь на накренившихся кораблях и пароходах…

      Тишина – как натянутый лук. Какой гениальный и страшный образ!..

      Снимая «Солнечный удар», мы пытались эту страшную тишину, этот натянутый лук, эту растерянность передать в кадре, когда белые офицеры, казаки ждут, застыли перед гнетущей неизвестностью, пытаются сохранить собственное достоинство. Хотя достоинство уже потеряно – ведь они срезали свои погоны… Унизительное и страшное ощущение: может быть, будут помилованы теми, с кем они недавно дрались и кого они презирали…

      Вспомните туроверовское же – «Блеск тусклых погон на детских плечах». Другая тональность, другое восприятие…

      «Не выдаст моя кобылица». Этот горячий, заинтересованный и полный азарта, очень заинтересованный голос. Ты отстаиваешь свои идеалы, свою Родину, так как ты её понимаешь, и дерёшься со своими братьями, с теми, кто понимает всё по-другому. Это самое страшное, что может быть вообще. Страшное и неизбывное, чему нет конца и срока давности, что не зарастает и не затягивается, и болит десятилетиями… Эта пропасть если не навсегда, то на очень долгие годы. Самая кровопролитная и жестокая война – это война Гражданская.

      А