Взрослые игры. Александр Минский

праздник в кресле перед окном до тех пор, пока сон не сморил меня. Проснувшись под утро, я зашёл на кухню съесть свой рождественский ужин. На столе в открытой жестяной банке возвышалась братская могила шпрот в жёлтой луже масла. Рядом лежал заветренный кусок ржаного хлеба. Я выловил несколько рыбин, заливая жирными каплями скатерть, уложил их безжизненные тела на горбушку и без аппетита сжевал свой праздничный бутерброд. Почувствовав, что он застрял на полпути к желудку, я сделал несколько глотков виски прямо из горла стоящей на столе бутылки. Потом подошёл к окну и посмотрел на дом напротив. Все соседи спали после праздничной ночи. Вокруг стояла оглушительная тишина.

      Не зная, чем себя занять, я вышел на улицу, прошёл в полном безмолвии несколько кварталов и неожиданно почувствовал себя одним во всём городе. То ли от этого ощущения, то ли от зимней зябкости я вмиг продрог и согрелся, лишь выпив дома большую чашку горячего крепкого чая с рижским бальзамом. Потом лениво пошелестел книгой, после чего проспал весь день, укутавшись в одеяло.

      Сразу после светлого праздника началось великое декабрьское померзение. Серые балтийские облака обрушились на землю первым снегом. Под его тяжестью ссутулились деревья в парках. Далёкий угрюмый север поднял своим холодным дыханием первую метель. Обычно людные улицы рождественской Риги осиротели. Даже бесстрашные всепогодные туристы куда-то исчезли. Изредка я покидал свою квартиру и шлялся по городу под заунывный вой ветра с моря. Без солнца серая пелена ранних непогожих сумерек разъедала потускневшие краски города. Лица редких прохожих, встречавшихся мне по пути, были безлики, как в чёрно-белой документальной хронике. Возвращаясь домой, я не помнил ничего из увиденного. К Новому году я окончательно расчеловечился и погрузился в туман беспамятства. Моё добровольное одичание достигло своего апофеоза и обрело настоящий смысл.

      ***

      Вечером одного из долгих безликих дней два тёмных окна дома напротив зажглись уютным жёлтым светом, явив мне необжитую пустоту своих комнат. По квартире в задумчивости ходила молодая темноволосая женщина в бесформенном свитере и джинсах, под которыми угадывалась крепкая пропорциональная фигура. Я почему-то подумал, что она примеряет на себя не только эту квартиру, но и новую жизнь. Вскоре женщина ушла, вернув в окна напротив привычную темноту, и я снова занялся своим любимым делом – убиванием времени.

      Несколько дней женщина приходила ближе к вечеру и обживала квартиру. Какое-то время она посвящала телефону, потом внимательно осматривала небольшую кухню и комнату, потом раздевалась до трусов, собирала волосы под заколку и, пританцовывая, начинала наводить порядок. Иногда она просто танцевала, мотая головой и поднимая руки вверх. Её размерная грудь хаотично двигалась не в такт телу. Я не слышал музыки, но, думаю, это была Мадонна. Закончив дела, женщина уходила. Ожившие окна снова чернели. Я переключался на другой канал, этажом ниже, и продолжал коротать время перед сном, досматривая