Северный Удел. Андрей Кокоулин

за крышей морга сквозь ветви одинокой липы.

      – Георгий…

      – Что? – Тимаков проследил за моим взглядом.

      – Как думаете, может некто, сказавшись, допустим, больным?..

      – Ах ты ж!.. – понял Тимаков, не дослушав.

      Нащупывая убранный в кобуру револьвер, он кинулся к воротам.

      – Да стойте же! Там наверняка никого уже нет.

      – Хоть доктора допрошу! – крикнул Тимаков. – Пусть попробует мне отвертеться! Он мне все как на блюдечке!..

      Он проскочил к крыльцу, увернувшись от разворачивающего шланг пожарного расчета.

      – «Персеполь», в половине седьмого, – предупредил я.

      – Буду.

      Тимаков исчез.

      Майтус встал за плечом, вздохнул:

      – Домой, господин?

      – Да, – сказал я, – домой.

      Мы прошли мимо полицейских, пытающихся выволочь отброшенную големом карету обратно на дорогу. Черный лаковый борт уродовала дыра, по окружности усеянная, как зубами, желтой щепой.

      В осиннике фыркала уцелевшая лошадь.

      – Господин, – сказал Майтус, – вы ведь могли меня использовать…

      – Тебя? – сделав вид, что удивился, спросил я.

      Мы миновали пост, перед которым стоял пустой катафалк, и свернули к центру города. Шарабан, полцарства за шарабан!

      – Кровь… против голема…

      – Это бы убило тебя, Майтус, – сказал я, вяло собирая пыль сапогами. – И потом – не было никакой гарантии. А если с другой стороны был Ритольди…

      Больничный корпус остался позади. Немощеная улочка бросилась в объятия улицы пошире. Здесь было тихо и пустынно. В глубине дворов висело белье. У бочки, свернувшись, спал пес. Будто и не было рядом осады морга.

      Ни выстрелов, ни криков. Ничего.

      * * *

      Портье за стойкой был категоричен. Никто меня не спрашивал, записок не оставлял, нумером не интересовался.

      В коридоре второго этажа влажно поблескивали полы.

      Мы прошли в свой конец, как преступники, оставляя отпечатки грязных подошв. Я пожалел, что не отряхнул сапоги на лестнице.

      Прощай, труд поломойки!

      – Ах, ван Зее, – донеслось из-за приоткрытой двери соседнего нумера. – Вы – фантастический негодяй!

      Женский голос был глубок и страстен.

      – Татьяна, голубушка! – торопливо зазвучал в ответ вибрирующий козлетон. – Поймите меня правильно, я просто был вынужден прекратить кредит…

      – О да! – Женщина разразилась уничижительным смехом. – Вы как всегда ни в чем не виноваты!

      За дверью послышались шаги, они то удалялись, то приближались. Раздраженные, рассерженные.

      Мне представился нумер с широкой, как раз для адюльтера кроватью, балдахин с кистями, тяжелые шторы, столик с бокалами и бутылью в ведерке и полуодетая мужская фигура, худая, невысокой крови, скорчившаяся на банкетке.

      – Помилуйте, не тираньте меня!

      – О, вы меня не знаете, ван Зее!

      Шаги снова приблизились, притопнул каблучок, дверь с грохотом закрылась, лишая нас возможности дослушать разыгрываемую сцену.

      Майтус