Северный Удел. Андрей Кокоулин

Йожеф задумался. – Вряд ли гомункулюс, в нем как раз сильна кровь владельца. То есть там кровь владельца и кровь прообраза, животного, рептилии… Со временем, конечно, слабеет…

      Он хмыкнул.

      – Что? – спросил я.

      – Интересная задачка. Кровь высокая или низкая?

      – Не знаю. Я столкнулся с низкой. Опять же, фрагментарно, остаточно низкой.

      Йожеф посмотрел на меня:

      – Столкнулся?

      Я вытянул заживающую руку.

      Чичка профессионально прошелся по ней пальцами, ощупал, осторожно обмял сквозь толстый суконный рукав мундира:

      – Перелом.

      – Уже почти сросся, – сказал я.

      – Я вижу. Но мазь бы не помешала. Вообще же…

      Он встал, проковылял – подветренный борт, наветренный борт – к одному из шкафов. Стекло открытой дверцы поймало свечной огонек.

      Сначала из недр была извлечена одна склянка, осмотрена, изучена, недовольно сунута обратно, за ней на свет появилась вторая. Я услышал, как Йожеф, щурясь на плохо различимый ярлык, бубнит себе под нос: «Боярышник, горечавка для крови, бедренец от боли, золотой ус и сабельник для костей. Наверное, так».

      – Вообще же, – сказал он уже мне, возвращаясь с мазью под мышкой, – я даже боюсь спрашивать, с чего бы это так…

      Склянка стукнула о прилавок.

      – Я бы и не ответил, – улыбнулся я.

      Йожеф удостоил меня долгим взглядом, потом вздохнул. Подвинул мне склянку. Она была до половины наполнена чем-то густым и темно-желтым.

      – Мазать утром и днем. Под согревающую повязку. Лучше, конечно, крови еще добавить. А тайны твои мне неинтересны.

      Я поднялся.

      – И все же, Йожеф, если у тебя есть возможность разузнать…

      Чичка хлебнул кашасы.

      – Чтобы и мне что-нибудь сломали? – спросил он.

      Отвечать на это я не стал. Подобрал склянку:

      – До свидания, Мариуш. До свидания, Йожеф.

      – До свидания, господин Кольваро, – голос мальчишки догнал меня уже у самой двери.

      Тренькнул колокольчик.

      Господин бывший корабельный лекарь так со мной и не попрощался.

      После аптечной темноты уличные краски показались мне слишком яркими. Вызывающая пестрота. Я поморгал. Нашел у афишной тумбы Майтуса и махнул ему рукой. Мы вернулись на Каменную, затем – к безымянному трактиру. Разбудили дремлющего возницу.

      До «Персеполя» добрались без приключений.

      В сиреневых вечерних тонах. Никто не катил за нами специально. Никто не пытался на меня напасть.

      В нумере все вещи обнаружились на своих местах.

      Наверное, я жду от убийцы или убийц слишком многого. Нервничаю. И здесь они, и там они. Кровь, всюду кровь…

      А Сагадеев, значит, что-то усмотрел в давней дуэли.

      Отпустив Майтуса, я лег. Пригасил свечу. Как учил Огюм Терст, мысленно нашел эпизод в памяти. Сдул пыль времени. Краски и детали, конечно, уже поблекли, но самое важное…

Отступление

      Красное солнце вот-вот свалится с Драконьего хребта в ночь.

      Душно. Неподвижны акации и кипарисы. Неподвижны огоньки масляных