Глубина страха. Ана Рей

с отцом, который заканчивался стоянием голыми стопами на заточенных гвоздях. Особый метод кровопускания.

      Из-за которого теперь я не могу бегать.

      Поднявшись на ноги, начала ходить из одного угла кабинета в другой. Воздуха начинало не хватать.

      – Я не дома. Я в полной безопасности, – я шептала себе под нос слова, которые мы проговаривали каждый приём у психотерапевта, – Всё в порядке. Всё в порядке. Нет никакой опасности.

      Глубокий вдох. Выдох.

      Я уперла руки в бока, стараясь сосредоточиться на дыхании.

      Вдох. Выдох. Вдох.

      – Эмилия, что с тобой? – голос, в котором открыто читалось беспокойство, раздался почти рядом со мной и вызвал табун приятных мурашек. Меня словно закутали в теплое одеяло.

      Я знала, кто это был. И по-хорошему, мне бы вытереть слёзы и повернуться к нему, но сил хватило только на прерывистый всхлип.

      Большие горячие руки коснулись моих плеч, всё же поворачивая меня к себе. Я не хотела, чтобы он видел мои слезы, но и вытереть их не могла.

      Вот так я застряла в руках полицейского Досчервуда во время истерики.

      – Эмилия, – Брендан мягко сжал мои плечи, не встряхивая, а слегка придвигая к себе.

      Скорее всего он сделал это не задумываясь, но я, по инерции, сделала ещё несколько шагов к нему, падая в крепкие объятия и прижимаясь щекой к мощной грудной клетке.

      Я пожалею об этой минуте слабости? Скорее всего.

      Готова ли я прекратить эти объятия? Определённо нет.

      – Эми, – от мягкости в его голосе слезы потекли с новой силой.

      Господи, сколько мне понадобится времени, чтобы избавиться от этого? И что мне нужно сделать, чтобы разрезать эту нить, всё ещё висящую на моей руке, и связывающую меня с прошлым?

      – Случилось что-то плохое? – рука Брендана мягко легла на мою голову и стала поглаживать волосы. Вторая легла на спину и плотно прижала к крепкому телу, не оставляя между нами и капли пространства.

      Я отрицательно покачала головой, отвечая на его вопрос.

      – Тебя кто-то обидел?

      И снова отрицательный кивок.

      Меня уже нельзя обидеть словами. В нашей ситуации с семьёй всё намного сложнее.

      Семья для ребёнка может быть самым безопасным местом, а может стать настоящим адом.

      – Хорошо, – он гладит меня по голове, словно я хрустальная ваза и могу треснуть от одного слишком громкого чиха, – Тогда плачь, если тебе так нужно.

      От него пахло мхом и дорогим бренди. Чертовски притягательный аромат, от которого приятно кружилась голова.

      Твою мать, я нюхаю полицейского? При этом плача на его груди? Как же низко ты пала, Ланкастер.

      – Это всё из-за этих домов, – сказала я, хотя это больше на бубнёж смахивало, – Кто же знал, что там всё так трагично.

      – Ты расплакалась из-за всего этого? – Брендан кивнул на стол с личной базой данных семейки Нортон.

      – А что? Считаешь меня черствым сухарём?

      – Никогда. Черствости в твоём характере точно нет, в отличие от упрямства, – его рука