Миражи и звезды. Моя исповедь. Наталия Гулькина

к ней в живот.

      Однажды я пришла из сада,

      А мамы дома нет,

      «За братиком ей ехать надо», —

      Услышала в ответ.

      Я ночью долго не спала

      И все переживала,

      Как мамочка из живота

      Братишку доставала.

      Но вот прошло три с лишним дня,

      Должна вернуться мама,

      Собралась вся наша родня,

      И я ужасно рада.

      И папа тоже очень рад,

      Купил цветов охапку,

      Собрался будто на парад,

      Еще купил кроватку.

      И вот в кроватке небольшой

      Лежит, глазами хлопает,

      Хороший, маленький такой

      Братишка недотепанный.

      Я это все понять не в силах,

      Ну как же все произошло,

      И чем там мамочка кормила

      Из сиси брата моего?

      Ну, лишь одно я знаю точно:

      Когда немножко подрасту,

      Куплю себе такой животик

      И во дворе всем покажу.

      Я очень любила младшего братика, хоть он и стал занимать все мамино внимание. При этом я оставалась такой же озорной и непоседливой. В ту пору были очень популярны детские эластичные колготки всех цветов радуги. Они были недорогие, и мама покупала мне разные, чтобы они подходили под то или иное платье или юбочку. Я решила проверить их на прочность, надела зеленые колготки, оттянула на коленке и отрезала кусок. Эластичные стрелки, как лучи солнца, мгновенно поползли во все стороны. Я не останавливалась, рядом делала еще и еще дырку. Когда в комнату вошла мама, я отрезала очередной кусочек и с восхищением, глядя на нее, произнесла: «Смотри, мамочка, как же они красиво ползут в разные стороны, как лучики!» Мама пришла в ужас.

      Моего братишку звали Павлик, и я смеялась и дразнила его: «Павлуха – два уха». Он был пухленький, лопоухий, белобрысый, но самый красивый. Вот только ноги у него были колесом. Они не выпрямлялись у него очень долго, и меня это всегда смешило. Мама с папой Володей делали ему массаж, и постепенно ножки выпрямились.

      Отчим был красивый и добрый, но любил закладывать за воротник и дико ревновал маму. В угол меня стали ставить гораздо чаще. Я могла стоять там часами. Мне даже горшок рядом оставляли. Я в него запускала резиновые игрушки, потому что мне было скучно. Тогда я думала, что своих детей никогда не буду наказывать и ставить в угол. Собственно, я их и не ставила, а наверное, зря… Когда родители приходили, я вскакивала и вставала носом в угол, вроде как я все время там стою. А так я не уходила далеко из этого угла, сидела рядом, играла, рисовала. Пару раз на обоях нарисовала – мне за это влетело. Угол – это было мое коронное место. Временами я чувствовала себя чужой в семье, мне казалось, что братика все любят, а меня – нет. Так и жили.

      Вскоре у деда закончилась командировка, и они с бабушкой вернулись в Москву. Мы всем семейством приехали к ним в гости в Рублево. Был большой праздник, все были счастливы!

      – Мы приехали насовсем. Как ты тут, доченька?

      – Бабуля, мне без тебя было так плохо, я скучала, – произнесла я и расплакалась.

      Она