Миражи и звезды. Моя исповедь. Наталия Гулькина

писать мимо толчка, как будто нарочно. После него зайти в туалет было просто невозможно – некуда ступить. Взрослые с ним всегда ругались, но это было бесполезно, а мы, дети, когда видели его на улице, всегда улюлюкали: «Дед Федул в штаны надул!» Он, разъяренный, поворачивался и бежал за нами с криком: «Сейчас поймаю, убью!» Мы визжали и разбегались врассыпную. Я его очень боялась. В общем, так и жили. Школа – сад – двор – лес – речка. Воды я боялась, как огня, хоть и провела детство на Москве-реке. А плавать научилась только в 15 лет. Но об этом вы узнаете чуть дальше.

      То, что я была озорным ребенком, вы уже поняли. Я не любила входить через дверь, а предпочитала лазить в окно – благо жили мы на первом этаже; дружила я в основном с мальчишками и вскоре стала показывать бабушке свой характер.

      Ситуации бывали разные, и бабушка, будучи человеком мягким, все же позволяла мне не все, что я захочу. Когда я натыкалась на запреты, то психовала и говорила: «Все, я ухожу жить к маме!» Я знала, чем можно было спекулировать. Однажды после такой ссоры я собрала в авоську всех своих кукол и вроде как пошла жить к маме. Бабушка возвращается из магазина, а ей навстречу я с двумя авоськами, из дырок которых торчат головы кукол. Бабушка спрашивает:

      – Это что такое?

      – Я от тебя ухожу.

      – Да? Куда это ты уходишь, интересно знать?

      – Как куда? К маме.

      – Это все твои вещи?

      – Да, мне больше ничего не нужно.

      – Ну-ну, иди, посмотрю, через сколько часов ты прибежишь обратно.

      Пришла я к маме, а она меня отчитала:

      – Как ты посмела бабушку обидеть? Что значит – ты ушла? А ну-ка возвращайся назад к бабушке!

      И я с этими куклами вернулась обратно в тот же день с опущенной головой и просила у бабушки прощения.

      Надеюсь, вы не забыли историю моей любви к мороженому? Хочу ее слегка дополнить. Сколько себя помню в детстве, все время выпрашивала у родных деньги на мороженое. Раньше оно стоило 15 копеек. И я то к дедушке подойду: «Дедуль, дай на мороженое», то к бабушке с той же просьбой.

      – А тебе дед не давал? – спрашивала бабушка.

      – Нет, не давал, – нагло врала я, и она мне тоже давала.

      Потом я шла за мороженым. Продавалось оно на пятачке возле маминого дома, где разворачивались автобусы. Естественно, я забегала к маме:

      – Мам, дай на мороженое, – и она мне тоже давала.

      Потом я встречала тетю или дядю, еще кого-нибудь из родственников, которых было полно, и у всех клянчила по 5–10 копеек. В итоге за день я съедала 5−6 порций эскимо. И так каждый день: все лето, всю осень, до самой зимы. Зимой, как я уже говорила, ела сосульки, а все потому, что зимой на мороженое мне никто денег не давал. Но ни мороженое, ни конфеты на меня не действовали – я по-прежнему была худющая. Как говорится, доска – два соска. Мальчики на меня не обращали никакого внимания. Да и меня они, если честно, тогда еще совсем не интересовали.

      Любовь к спорту

      Школа, в которой я училась, стояла на возвышении, а внизу текла Москва-река.